Оставлять машину на штрафной стоянке ГИБДД не пришлось. Улучив момент, когда в сплошном потоке автомобилей образовался небольшой просвет, я самым наглым образом пересекла сплошную белую линию и, взвизгнув тормозами, остановилась возле автобусной остановки. Разумеется, мое появление не осталось незамеченным: несколько пенсионеров, дожидавшиеся автобуса, высказались на тему распущенности современной молодежи, а те, которые посмелее, и вовсе обозвали меня нехорошими словами. Вступать в диалог с пожилыми гражданами России, наверняка заслужившими покой и уважение, я не стала, потому что их упреки все-таки справедливы. Зато от остановки сквозь кованые ворота дворик церкви очень хорошо просматривался.
Минут десять ничего не происходило. Мне, признаюсь, было очень трудно усидеть на месте — мешал беспокойный характер и неясные предчувствия.
Тут к остановке подъехал автобус. Пенсионеры оживились, образовав галдящие группки возле обеих дверей. Из переполненного нутра общественного транспорта выпали всего два человека: крупная женщина с полуразвалившимся бюстом и с двумя хозяйственными тележками на колесиках, доверху набитыми неизвестно чем. Из одной сумки воинственно торчали острые пики зеленого лука.
— Здрассти… — ехидно произнесла я себе под нос при виде второго пассажира. — Какая волнующая встреча, не так ли, господин Онищенко? А не поздновато ли вы явились с господом общаться? Кажется, сегодня приема уже не будет…
Константин Макарович торопливо проследовал к церкви. Был он трезв, собран и деловит. Мне очень хотелось посмотреть, как Онищенко проникнет в закрытую церковь. Однако никуда проникать он не стал. В нескольких метрах от крыльца Константин Макарович остановился и нетерпеливо огляделся.
— Дядька кого-то ждет, — негромко сказала я. — Уж не батюшку ли?
Как в воду глядела! Отец Валентин, одетый все в ту же черную рясу, появился откуда-то из-за церкви и подошел к Константину Макаровичу. В руках священник держал обычную пластиковую бутылку с прозрачной жидкостью. Отец Валентин что-то терпеливо втолковывал господину Онищенко. Тот внимательно слушал, время от времени смиренно кивая. Эх, много бы я отдала, чтобы узнать, о чем беседует эта парочка! Впрочем, беседа не затянулась. Батюшка передал бутылку Константину Макаровичу и, широко перекрестив его, скрылся на заднем дворе своей церкви.
Сам Онищенко, совсем как Манька сегодня, перекрестился на купола, а затем ходко потрусил к остановке, бережно прижимая к груди заветную бутылочку.
Я пожала плечами:
— Святая вода, наверное. Только зачем она Онищенко? Если верить соседу, то Макарычу впору святую водку покупать…
Тем временем из-за церкви выехала старенькая пыльная «Нива», за рулем которой удалось заметить отца Валентина. Интересно, где он прятал свою карету? Я почему-то во время первого визита ее не заметила.
«Нива» выехала со двора, но, вопреки моим предположениям, направилась не в сторону Москвы, а совсем в противоположную, то есть в область.
— Занятно, — буркнула я себе под нос, выруливая с остановки. За то время, которое я там простояла, собралась новая кучка пенсионеров. Они хоть и были «новыми», но слова, сказанные в мой адрес, были теми же.
Очередной раз помянув приятеля-художника, превратившего мой «Фиат» в произведение искусства, я втиснулась в поток машин, стараясь не попасться в поле зрения батюшки и в то же время не упускать его из виду. Первое время это неплохо получалось. Но когда в Малаховке отец Валентин свернул на проселочную дорогу, я растерялась: уж тут-то он меня наверняка обнаружит! К счастью, следом за батюшкой на эту же дорогу свернул грузовичок «Газель». Правда, были в этом и свои неудобства: из-за «Газели» не было видно «Ниву» отца Валентина. Но стоило только глянуть на клубы пыли перед грузовиком, как становилось ясно, что святой отец по-прежнему рулит впереди.
Но всему хорошему, как водится, очень скоро приходит конец. «Газель» свернула в какой-то переулок, и я осталась один на один с объектом слежки. Сначала, конечно, я испугалась, а потом разозлилась:
— Ну и черт с ним! Может, мне просто по пути? Может, у меня здесь гнездо?! Чего ради прятаться?
Однако отец Валентин, казалось, не обращал никакого внимания на «хвост» и продолжал шкандыбать по кочкам и рытвинам проселочной дороги. Ему хорошо! У него полноприводный внедорожник, а у меня машина совсем не приспособлена к таким вот экстремальным условиям езды. Я всерьез опасалась за подвески и целостность картера, потому на каждой колдобине тихо материлась и призывала на голову священника самые страшные небесные кары.
Мои муки завершились возле высокого, метра в полтора, забора, выкрашенного в зеленый, прямо-таки какой-то жабий цвет. Отец Валентин вышел из машины и, по-хозяйски открыв ключом калитку, вошел во двор.
— Хм… Почему-то мне кажется, что это не Кутузовский проспект, — задумчиво протянула я. — И даже не Рублевка. Может, в гости к кому заехал? Хотя нет, едва ли, очень уж уверенно святой отец вошел, как к себе домой. Уж не перепутала ли бабулька что-нибудь? И что мне теперь делать: ждать или уезжать?