Фонтанный дом его сиятельства графа Шереметева. Жизнь и быт обитателей и служителей

«…Она вся предалась заботам о моем отце, оберегая и ревниво ограждая его, насколько было возможно… Она утвердилась в доме, благодаря своему природному уму, замечательному умению себя держать, соединяя должную почтительность с большим достоинством… Поступление моего отца в Кавалергардский полк было новою для нее заботою. Она зорко следила за ним, и при том так, что умела приобрести приязнь и уважение кавалергардских офицеров, товарищей отца. Не раз, бывало, выезжала она в своей карете на полковые учения и смотры. Все знали хорошо эту карету и давали ей место из почтения и внимания к Татьяне Васильевне»[265], — писал граф С. Д. Шереметев, опубликовавший очерк о Татьяне Васильевне Шлыковой, бывшей крепостной женщине, сыгравшей такую значительную роль в жизни его самого, его отца и матери, бабушки и деда.

О ней с большой теплотой писала в своих мемуарах графиня Антонина Дмитриевна Блудова: «Другое милое, доброе, любимое лицо моей детской была Татьяна Васильевна Шлыкова, лучший друг матушки[266]. Это была замечательная женщина, из крепостных графа Шереметева, бывшая танцовщица на его домашнем театре. Ее образование состояло только в русской грамоте и танцах; но природный ум, врожденное достоинство и благородство души, теплота и нежность сердца и наш народный здравый смысл сделали из нея безценного, верного и доброго друга, истинно приятную собеседницу, даже в кругу таких взыскательных людей, как Батюшка, как Дашков, как Северин. Жуковский и Александр Тургенев были ей короткими приятелями, и до конца ее жизни Батюшка любил видаться и разговаривать с нею. Она оставалась всю жизнь в семействе графа Шереметева, как лучший друг, как вторая мать графа, любима, почитаема тремя поколениями, и скончалась недавно в их доме, оплаканная всеми. В ней виделся тип того, к чему может и должна прийти масса народа нашего, когда она проникнется здравым элементарным образованием и будет более обеспечена в средствах к жизни, без крайности нынешнего изнурительного труда…»[267]

Т. В. Шлыкова

Для графа Сергея Дмитриевича она олицетворяла живую связь с прошлым его семьи, с дедом и бабушкой Прасковьей Ивановной. Он вспоминал, что, когда он в 1852 г. опасно заболел тифом и находился на волоске от смерти, Татьяна Васильевна неотлучно находилась при нем, читала молитвы[268]. Он очень эмоционально написал о моменте ее смерти: «Она скончалась 25 января 1863 г. Утром мне сказали, что ей нездоровится… Днем захожу к ней, встречает меня Артемий (ее слуга Бондарев. — А. К.) и говорит, что Татьяна Васильевна только что скончалась. Я остолбенел; тотчас же пошел к отцу, и мы вместе пошли к Татьяне Васильевне и подошли к ее кровати. Она лежала со спокойным выражением лица, точно спящая… Тотчас же были сделаны первые распоряжения и служили первую панихиду. Долго сидел отец в комнатах Татьяны Васильевны, и я с ним, и долго говорили мы о ней и вспоминали. От нее разговор перешел вообще к прошлому, и многое услышал я от отца, и никогда не бывало такого задушевного разговора, никем не нарушенного. В бумагах найдено ее завещание, где она распределяла свой небольшой капитал, завещанный ей дедом…»[269]

В очерке о Татьяне Васильевне подробно описано убранство ее комнат, которые Сергей Дмитриевич помнил с детства. Некоторые из предметов мебели, стоявших в ее комнатах, он распорядился позже отметить особыми табличками, они сохранялись в 1920-е гг. в Музее быта в Шереметевском дворце (ныне — в собрании Государственного Эрмитажа). Некоторые из них ненадолго вернулись в Фонтанный дом, когда в 2012 г. проходила выставка, посвященная его 300-летию.