Фонтанный дом его сиятельства графа Шереметева. Жизнь и быт обитателей и служителей

Князь Федор Николаевич Касаткин-Ростовский, так же как и Апрелев, не жил в Фонтанном доме, его семья нанимала квартиру в доме № 84 по набережной Мойки. Князь Федор был женат на Софье Николаевне Норовой, (1828–1908), а с этим семейством у Шереметевых тоже существовали давние приязненные отношения, в том числе и с семьей действительного тайного советника Авраама Сергеевича Норова (1795–1869), который в 1853–1858 гг. был министром народного просвещения и с 1856 г. возглавлял Археографическую комиссию Министерства народного просвещения. Позже, в начале XX в., эту же должность будет занимать граф Сергей Дмитриевич Шереметев.

Князь Касаткин-Ростовский оставил свой пост после того, как в 1872 г. завершился раздел имения между наследниками умершего графа Д. Н. Шереметева, но остался одним из опекунов несовершеннолетнего графа Александра Дмитриевича Шереметева.

Правитель дел Эдуард Николаевич Кантемиров

В числе важных должностей в системе управления имениями была должность правителя дел и контролера, который осуществлял, говоря по-современному, аудит действий чинов Конторы. В этой должности с 3 июля 1861 г. при князе Касаткине-Ростовском состоял титулярный советник Эдуард Николаевич Кантемиров (1825–1904)[511]. Так же как и князь Касаткин-Ростовский, он служил в Странноприимном доме секретарем при попечителе, а затем стал членом Совета дома. Эта служба считалась государственной, поэтому Кантемиров получал в положенное время чины. Граф С. Д. Шереметев был особенно благодарен ему за службу в самое трудное время, в начале 1860-х гг. После его кончины граф Сергей Дмитриевич опубликовал его некролог, в котором писал: «Эдуард Николаевич сразу занял совершенно самостоятельное, исключительное положение, занимаясь добросовестно и неутомимо только одним делом. Всегда чуждый всяких интриг и искательств, он своим неизменным благородством, высокою честностью и простотою сердца приобрел себе доверенность, привязанность и благодарность моего отца… Мне ли забыть, чем ему обязан был в трудные минуты жизни…»[512]

Вольнонаемные служащие графа Дмитрия Николаевича

Лекарь Эмилий Иванович Рейнгольд

Среди вольнонаемных служащих назовем тех, кто отвечал за здоровье членов семьи и других обитателей усадьбы. Как уже говорилось, в штате служителей состояли лекари (врачи) и подлекари. Врачи приглашались со стороны, а подлекари происходили из крепостных служителей, получивших некоторую подготовку.

В больничном флигеле усадьбы жил со своим семейством доктор медицины Эмилий Иванович Рейнгольд. Он родился в Дюссельдорфе в 1787 г., получил медицинское образование, переселился в Россию, принял присягу и поступил на службу в русскую армию. Рейнгольд был полковым врачом лейб-гвардии Павловского полка, участвовал в Отечественной войне 1812 г. и заграничных походах. Позже его перевели в Кавалергардский полк, где служил граф Дмитрий Николаевич. Рейнгольд имел высокое звание лейб-медика Николая I.

Среди документов домового архива сохранилось распоряжение Домовой конторы: «13 апреля 1824 года. Пригласить Кавалергардского полка доктора Рейнгольда для приездов к Его Сиятельству и пользования его служителей, заплатить 3000 рублей за прошлый год и впредь платить 3000 рублей в год»[513]. Лекарь тех времен «пользовал» от всех болезней, названия которых не всегда понятны в наше время. Так, очень часто причину младенческой смертности обозначали как «колотье», дети и взрослые умирали от чахотки, «горячки», «от старческой немощи». Квартира доктора Рейнгольда помещалась в Больничном флигеле.

В 1835 г. граф Д. Н. Шереметев, отправившись в свои имения в Воронежскую губернию, опасно заболел. «Болезнь эта произвела понятный переполох в доме и в имениях графа Д. Н. Шереметева. По поводу этой болезни остались следующие следы в бумагах князя А. Н. Голицына (хранящихся в Кабинете Императора Александра II). Князь Голицын докладывал Императору о делах и в конце письма 9 октября писал: „Я осмелился отпустить доктора Рейнгольда в Воронеж, где тяжело занемог Ваш флигель-адъютант граф Шереметев скарлатиною. Он прислал нарочного за Рейнгольдом, к которому он имеет доверенность. Я не мог противиться его отъезду, имея Рауха и Рюля, кои дежурят по очереди в Царском селе“. В ответ Николай I писал: „Благодарю за добрые вести. Дай Бог всегда таковых. Завтра намерен пуститься далее: покуда еще мороз избавил от грязи; не знаю, что далее будет, а домой больно хочется, признаюсь. Жаль Булгакова, авось Бог поможет. Жаль мне и Шереметева, добрый малый, и ты хорошо сделал, что отпустил Рейнгольда. Н(иколай). При Белой церкви 13 дня 1835“»[514].