Фонтанный дом его сиятельства графа Шереметева. Жизнь и быт обитателей и служителей

Граф Дмитрий Николаевич никогда не позволял себе по отношению к главноуправляющему категоричный или приказной тон. В письмах Апрелева к Дмитрию Николаевичу нет и намека на панибратство, несмотря на высокое служебное положение, Апрелев умел сохранять дистанцию между графом и собой как его служащим.

И. Ф. Апрелев не был женат, он жил вместе с матерью и пятью незамужними сестрами неподалеку от Фонтанного дома, в просторной квартире на углу Литейной и Пантелеймоновской улиц, а летом в Усадище. В первой половине XIX в. Апрелевы считались богатыми помещиками. Но отмена крепостного права подкосила их хозяйство, они разорились, усадьба и принадлежавшие им земли продали местным купцам. В дальнейшем И. Ф. Апрелев продолжал службу в Сенате. Он переселился в более скромную квартиру в доме № 3 по Таврической улице, где и скончался. Могилы членов этого почтенного дворянского семейства на Фарфоровском кладбище в Санкт-Петербурге исчезли с лица земли, поскольку кладбище в советское время уничтожили.

Отставка Апрелева с поста главноуправляющего имениями графа Шереметева связана с тем, что изменения в управлении, вызванные отменой крепостного права, вынуждали искать администраторов другого типа.

Князь Федор Михайлович Касаткин-Ростовский

Третьим главноуправляющим имениями при графе Дмитрии Николаевиче стал князь Федор Михайлович Касаткин-Ростовский (1821–1890) и «приглашен в должность Главного управляющего над всеми имениями 13 июля 1861 г., для составления Уставных грамот», с содержанием 10 тыс. руб. серебром в год[505].

Шереметевы всегда поддерживали отношения с семейством князей Касаткиных-Ростовских. Князь Михаил Федорович, отец третьего главноуправляющего, состоял в переписке «по хозяйственным вопросам» с графом Николаем Петровичем, в течение некоторого времени управлял вотчиной в селе Серебряные пруды[506], а сын принял приглашение на службу от графа Дмитрия Николаевича. Граф С. Д. Шереметев, который помнил обстоятельства приглашения нового администратора в столь ответственный для благосостояния семьи момент, писал:

Он считался дальним родственником, потому что по женской линии был прямым потомком княгини Екатерины Борисовны Урусовой, дочери фельдмаршала Бориса Петровича. Род его захудал, и он был воспитан на средства отца, который и поместил его в один из армейских гусарских полков. Позднее, по ходатайству Т. В. Шлыковой, он был назначен вторым помощником Главного смотрителя шереметевского Странноприимного дома. Теперь при посредстве Анастасии Павловны Щербининой[507] он приглашен был в Петербург и принял сложное и трудное поручение направить к лучшему наши дела…[508]

Его встретили враждебно, что понятно.

Старые дельцы, отдаленные от дел, не примирялись с действительностью. Они забрасывали отца письмами, жалобами, доносами, анонимными советами. Так, в одном из писем советовали «мокрой метлою» прогнать новое управление и вновь призвать старых слуг. В одном из писем помнятся мне стихи на князя Касаткина (в подражание «Уголино»), в которых говорилось:

Сердце князя — погреб мрачный,
Тих, спокоен, ясен вид.
Но взгляни на дно — ужасный
Крокодил на дне лежит![509]

Под руководством князя Ф. М. Касаткина-Ростовского проходил нелегкий процесс — составление уставных грамот. Это важнейший документ времени отмены крепостного права, юридическое соглашение между помещиком и крестьянином, которое устанавливало размер надела крестьянина и повинности его в пользу помещика. Это была очень тяжелая работа, помятуя то, как много крестьян графа Шереметева выходило на свободу и сколь разными по своему экономическому состоянию были его имения.

Немаловажно было то, что князь Касаткин сумел выстроить добрые отношения с графиней Александрой Григорьевной и пользовался ее полным доверием. «Мы приветствовали приезд князя Касаткина и сознавали важность и своевременность перемены…» — писал граф С. Д. Шереметев[510].