Фонтаны на горизонте

Как ни старался скульптор выполнить волю заказчиков, хозяев китобойной компании, и придать лицу Фойна выражение официально-героическое, бездушно-надменное, оно сохранило черты человека, познавшего превратности жизни.

И чем дольше смотрел на памятник Курилов, тем ближе и понятнее становилась ему судьба Свена Фойна. «Сколько тебе штормов – и морских и житейских – пришлось перенести! – думал Леонтий. – Тебе, простому моряку, поставлен этот памятник. Значит, заслуга твоя большая».

От этих мыслей Курилова отвлек работник советского консульства, который говорил:

– К середине прошлого века китобойный промысел сходил на нет. Так называемые гладкие киты были в основном выбиты. Но были огромные запасы китов-полосатиков. Однако после убоя их туши тонули, поэтому добыча полосатиков в открытом море была невозможна. Но вот Свен Фойн создал гарпунную пушку и применил компрессор для накачивания китовых туш воздухом. Они не тонули, а превращались в своеобразные поплавки. Это позволило добывать китов-полосатиков. На них до тех пор не охотились. Китобойный промысел получил с этого времени небывалое развитие и принес огромные капиталы судовладельцам и пайщикам китобойных компаний. А Свен Фойн провел свои последние годы в бедности,

– У них все хорошие люди так кончают! – произнес кто-то из моряков.

Можура и капитан китобойца «Труд» Орлов возложили к подножию памятника венок.

На рассвете три маленьких судна вышли из фиорда и, идя в кильватер «Шторма», легли на курс: Гамбург. Но в море от капитан-директора флотилии была получена радиограмма – идти в Киль.

4

В полдень на капитанский мостик китобойной базы «Приморье» вышел капитан-директор флотилии Геннадий Алексеевич Северов.

Высокий, с чуть узковатыми плечами, худощавым смуглым лицом, на котором горели по-южному карие глаза, он казался моложе своих шестидесяти лет. Только седина, не пощадившая ни один волос, выдавала его возраст. Тонкие крылья носа с горбинкой гневно дрогнули. Северов рассматривал берег, нервно постукивая пальцами по планширу мостика.

Вот уже четвертые сутки база стояла у входа в Кильский канал на виду Хольтенау, портовой части города Киля. Вокруг шныряли легкие суденышки, входили и выводили из канала огромные океанские транспорты и военные корабли, а до «Приморья» все еще не дошла очередь. Портовые власти вежливо извинялись, слегка разводили руками – не хватает лоцманов и рулевых!

За спиной послышались шаги. К капитан-директору подошел Степанов. Он был в морском кителе, так же ладно сидевшем на нем, как и гимнастерка. Заметив насупленные брови капитан-директора, он положил свою широкую ладонь на барабанившие пальцы Северова:

– Не хмурься, Геннадий Алексеевич. Картина здесь довольно приятная.

Берег был в зелени парков и садов. Домики готической архитектуры поднимали над деревьями яркие зеленые, красные и желтые крыши. Северов быстро проговорил:

– Эту картину я могу нарисовать с закрытыми глазами – так надоела. Сколько раз я здесь проходил, и никогда не было подобной волокиты. Едва успеешь подойти к Килю, а на борту уже и лоцманы и рулевые. А сейчас... – Он пожал плечами и поправил съехавшую на лоб морскую фуражку с большим тяжелым козырьком.

– Не нравится мне эта остановка, – продолжая мысль капитан-директора, сказал Степанов. – Нужно быть начеку. Ты хорошо знаешь канал?

– Как свои пять пальцев, – кивнул Северов. – Могу сам свободно провести судно, но здесь свои правила.

– Сложная сейчас в Германии обстановка, – размышлял вслух Степанов. – Социал-демократы, как всегда, только болтают. А этот Гитлер со всей шайкой фашистов, того и гляди, захватит власть. Что-то он слишком смел. Думаю, что здесь не обошлось без поддержки тех, кто мечтает снова изготовлять в Руре пушки, а затем начать новую войну.

Из радиорубки вышел радист и протянул капитан-директору радиограмму. Быстро пробежав ее взглядом, Северов оживленно воскликнул:

– Можура радирует! Завтра китобойцы будут здесь!

– Отлично. Соберемся все вместе и начнем наш поход через Атлантику.

...Утром китобойцы, чуть покачиваясь, подошли к базе и бросили рядом якоря. Можура поднялся на «Приморье» для рапорта.

К китобойным судам от берега ринулась целая флотилия моторных лодок с портными, торговцами всякой мелочью. На одной из них было только два пассажира. По одежде они походили на моряков, но лица их не были обветрены.

Моторка подошла к «Шторму» и застопорила ход. Один из пассажиров, сложив руки рупором, крикнул по-английски:

– Где гарпунер Тран Майер? Его хотят видеть друзья!

Из каюты вышел Майер. Курилов заметил, что гарпунер равнодушно посмотрел на вызывавшего его человека, и спросил:

– В чем дело?

– Майер, тебя хочет видеть твой старый друг Никольсон. Он только вернулся из Гонолулу и привез вести для тебя.

Услышав имя Никольсона, гарпунер с явной тревогой оглянулся, кивнул сидевшим в моторке и скрылся в своей каюте. Вскоре он вернулся, натягивая на плечи макинтош, и перешел на борт моторки. Приняв гарпунера, моторка направилась к китобойному судну «Труд». Там гарпунером был Андерсен. За время пути моряки видели его только мельком.