Фонтаны на горизонте

Геннадий Алексеевич развязал пакет, стал перебирать бумаги, фотографии: снимок, сделанный во Владивостоке перед тем как братья расстались, фотография, с которой смотрят Соня и Иван, другой снимок – Джо Мэйл.

Северов перечитал письма. Вот и последнее письмо Сони к Ивану, которое было найдено в номере гостиницы около мертвого Ивана Алексеевича. В нем Соня писала мужу о том, что скучает и что скоро приедет в Петропавловск, о своей любви, и Северов не стал дальше читать. Эти слова мог читать только Иван. Медленно листал Геннадий Алексеевич рукопись отца и брата. Перед ним проходили картины прошлого, вспоминались далекие дни.

Грауль был доволен стоянкой в Петропавловске. Он много времени проводил в городе, обошел его и без устали щелкал фотоаппаратом. Поднимался он и на Петровскую гору, откуда вся Авачинская губа была видна как на ладони. Здесь Грауль израсходовал целую катушку пленки.

– Наш гарпунер – мировой фотограф! – говорил Слива, позируя Граулю.

Он снимал со страстью начинающего фотолюбителя – много, не жалея пленки, не откладывая на долгий срок проявление негативов и печатание снимков, и на другой же день вручал морякам карточки.

Однажды Слива с невинным видом спросил Можуру:

– Вы не знаете, в какую приблизительно сумму можно оценить вот этот залив и город?

– Не задавайте мне глупых вопросов!

Вы думаете, я для себя прицениваюсь? – не унимался боцман. – Нет, я не нахожу большого удовольствия в частной собственности и недвижимом имуществе. Я хочу прикинуть, какое количество государственных казначейских билетов, обеспеченных золотым запасом, должен будет выложить Грауль.

– При чем тут Грауль? – удивился Можура.

– Наш гарпунер так старательно снимает эту панораму, – Слива широко обвел рукой. – Снимки он повезет своей молодой супруге и уговорит ее немедленно выехать сюда на собственной яхте для поправки расшатанного проклятым капитализмом здоровья.

Грауль будто заметил, что о его увлечении фотографией уже начали поговаривать, и стал реже выносить аппарат.

2

«Труд» и «Фронт» вышли из Петропавловска на поиски китов. Первые сутки прошли без результатов, зато на следующий день китобои напали на крупные стада, уходящие на север. Преследуя китов, суда вышли в Кроноцкий залив. Здесь фонтаны виднелись со всех сторон. Чтобы не мешать друг другу, китобои разошлись в разные стороны и начали охоту. Андерсен заметил вблизи берега животных с коротким, но очень толстым телом. Они часто выпрыгивали из воды, поднимали волны, размахивали длинными грудными плавниками, грузно падали, ныряли, вскидывая хвосты.

– Веселый кит![50] – обрадовался гарпунер. – Легкая добыча.

«Труд» подошел к ним близко. Киты плыли друг за другом по кругу – точно вели хоровод. Андерсен быстро загарпунил горбача. Он оказался живучим. После долгой буксировки норвежец выстрелил вторым гарпуном.

Когда горбач перевернулся, показав свое бело-розовое брюхо, к нему подплыло несколько китов, и гарпунер на выбор убил еще двух.

Буксируя богатую добычу, «Труд» возвращался к базе. Андерсен торжествовал. Он тщательно брился, долго рассматривал свое багрово-синее лицо с большими мешками под глазами и подмигивал себе. Гарпунер собирался, как он говорил, «отдохнуть» на берегу. Сошли на берег и Горева с Орловым.

Когда капитан пригласил ее в кино, Нина усмехнулась:

– В кино ходят влюбленные и женатые, а мы давайте погуляем по городу.

Глаза ее лукаво искрились. Сойдя на берег, Горева позволила взять себя под руку. Под вечер, возвращаясь на базу, они увидели Андерсена, который неуверенно брел в обнимку с каким-то моряком и безуспешно пытался затянуть песню.

– Трудно с ним? – неожиданно участливо спросила Горева.

– Когда трезвый – тихий, работящий, – ответил Орлов, удивляясь перемене в настроении девушки.

Журба встретил Андерсена на берегу, разлучил его с собутыльником и, погрузив в шлюпку, прошипел:

– Пойдешь еще у меня на берег один! Судно позорить! Займусь вот тобой – сразу сделаю трезвенником.

У трапа базы Горева небрежно протянула Орлову руку:

– До свидания!

Опять она была далекая и неприветливая.

На палубе Журба вытрезвлял гарпунера по методу Степанова: Андерсен спокойно стоял под душем. После этого он пил черный кофе, старался выполнить все требования боцмана. Если бы знакомые китобои с других флотилий увидели сейчас Андерсена, они были бы очень удивлены тем, что этот буйный во хмелю человек стал таким смирным.

Посоветовавшись со Степановым, Северов вызвал к себе Данилова и Ли Ти-сяна. От капитан-директора они вышли вместе. Данилов почесывал подбородок, щурил левый глаз на Ли Ти-сяна. Тот шел торжественно. Его темно-оливковое лицо с узким разрезом глаз выражало удовольствие и гордость, внутри бушевала радость. Внешне Ли Ти-сян был спокоен, даже замкнут. Он думал: «Капитан должен быть строгим и спокойным, как Северов».

О, Ли Ти-сян теперь тоже капитан – бригадир кормовой разделочной бригады, как прежде был Данилов. А Данилов – этот добрый бородатый русский человек, к которому Ли Ти-сян так привязался, стал бригадиром носовой площадки.