Фонтаны на горизонте

В разговор вмешался дядя Митя и так просто и понятно разъяснил Нильсену сущность соревнования, что гарпунер даже удивился: почему он сам об этом не догадался? Это очень заманчиво – быстрее всех выполнить план! А если удастся еще сверх плана добыть китов? Конечно, сколько удастся. Нет, не так! Нужно дать слово, что, кроме положенного количества он, Нильсен, убьет еще, допустим, пять китов, и во что бы то ни стало это надо сделать. За это ему будет почет и уважение. Судно получит красный вымпел, а Нильсена назовут ударником, – так называют лучших.

Да, все это очень заманчиво, но Нильсен должен подумать: шестьдесят китов – мировая норма гарпунера, а он не знает, сумеет ли добыть столько китов, не говоря уже о дополнительных.

Ночью Нильсен проснулся с тревожным чувством: кажется, он совершил какую-то оплошность. Сон исчез. Нильсен вспомнил, что в конце ужина он сказал русским:

«Вы вызываете на соревнование «Труд»? Хорошо, вызывайте, но я, Нильсен, не буду в этом участвовать».

Да, да. Он так и сказал, а русские посмотрели друг на друга и виду не подали, что он их обидел. Нет, Нильсен, ты неблагодарный человек. Русские тебе столько добра делают, к гарпунной пушке тебя поставили, а ты не согласился на их предложение. И уж раз они это говорят, значит, уверены, что ты можешь добыть шестьдесят пять китов, как были уверены в том, что ты способен стать гарпунером.

Нильсен покрутил в темноте головой. Нет, он поступил не как моряк. Выходит, что он пренебрег товарищами по судну. А что если русские на него рассердятся? Откажут ему в гарпунерстве? Тогда опять безработица! Да и Союз гарпунеров может не простить, что Нильсен без разрешения встал за пушку.

Забыв зажечь свет, Нильсен торопливо натянул на себя одежду и вышел на палубу. Судно стояло около ярко освещенной базы. На разделке китов работали круглые сутки; у борта базы качались огромные темные туши.

Шубина на судне не оказалось. Нильсен направился к дяде Мите.

Дядя Митя, к удивлению Нильсена, не спал и не возился у плиты. Он сидел за столом перед раскрытой книгой в красном переплете и что-то выписывал из нее в ученическую тетрадь.

«Поварская книга», – решил Нильсен.

Увидев гарпунера, кок неторопливо снял очки и заложил ими раскрытую книгу. Нильсен, волнуясь и приглаживая ладонью волосы, говорил:

– Я тогда поторопился с ответом. Я хочу, как это... соревноваться с Андерсеном. Я убью шестьдесят пять китов и хочу, чтобы русские не думали, что Нильсен неблагодарный человек, что он не хочет дружно жить с русскими товарищами, – последние слова он произнес не совсем уверенно.

– Вы очень хорошо решили, Нильсен, – сказал дядя Митя, протягивая ему руку. – Очень хорошо!

– Я не один буду соревноваться? – спросил с плохо скрываемой тревогой Нильсен. – Меня поддержит команда «Фронта»? Так?

– Да с вами будет вся команда, – кивнул кок. – Садитесь. Вы спать не хотите?

– О, какой сон! – махнул рукой Нильсен.

Он широко раскрытыми глазами смотрел на книгу. На ее темно-красном коленкоровом переплете было вытиснено одно слово. И хотя оно, это слово, было написано по-русски, гарпунер прочитал его: «Ленин».

Глава восьмая

1

На базе все еще не успевали с разделкой китов. Сбросили за борт и взорвали тушу одного горбача, а за ним – протухшую голову кашалота. Северов и Степанов подошли к Данилову, который никак не мог «обжить», как он говорил, носовую площадку.

– Видел, что полетело за борт? – спросил Степанов.

– Глаза у меня хорошие, – нахмурился Данилов.

– Хорошие, говоришь? А как же ты не заметил, что в воду мешок денег бросили, – вмешался Северов. – Надежда на тебя, Никифорыч.

– Голову кашалота за борт, а у самого голова трещит, что делать-то? – обратился Данилов к капитан-директору. – У нас есть две пилы, одна большая, другая поменьше – для распилки мяса и костей. Ребятки мои приспособились их пускать.

– Так чего же жалуешься? – удивился Степанов. – Начинай!

– Начать дело нехитрое, да как кончишь? – вздохнул Данилов. – Как такую махину, – он указал рукой в сторону борта, куда сбросили голову кашалота, – приладишь к пиле, когда в ее хайло вся моя бригада входит? А с ножами тоже не подступишься – кости прямо железные. Вон у того кита, что Ли Ти-сян разделывает, башка такая, каких я не видывал.

– Придется сегодня технический совет собрать, – сказал Северов,

– Суды-пересуды ничего не дадут, – безапелляционно заявил Данилов- – Надо практикой до всего доходить.

У Ли Ти-сяна работа шла хорошо. Он оказался умелым бригадиром: по-своему переставил людей, и теперь четыре лебедки одновременно снимали полосы жира. Пока их у люков секли ножами на куски, тушу переворачивали.

Разделка шла непрерывно, точно на конвейере. За сутки бригада «обдирала», как говорили рабочие, двух китов.

Ли Ти-сян весь превратился в действие. Он поспевал всюду, за всеми следил и только изредка возмущался, выражая недовольство на своем родном языке. Он сердился на Данилова. Несмотря на то, что бригада носовой площадки была полностью укомплектована, тот все же увел с собой лучшего лебедчика. Ли Ти-сян вначале спорил, горячился, но потом сказал: