– Что вы, что вы, Арнольд Михайлович, какой из меня большевик. Увольте. Я не политик. Я моряк. – Он не замечал веселых, лукавых искорок в узких глазах Хайрова. – Если я и согласен с вами кое в чем и помогаю, как могу, то только потому, что я русский человек и люблю свое Отечество, хочу видеть его свободным.
Хайров больше не возвращался к этому вопросу, но по-прежнему давал Северову поручения от подпольного комитета. Сегодня он пришел с очередным.
– Вы, кажется, идете в Охотск. Не возьмете ли нашего товарища?
– Вы меня обижаете таким вопросом, Арнольд Михайлович, – пожал плечами Северов. – Ваш товарищ может находиться в моей каюте до самого Охотска.
– Нет, это нежелательно, – отрицательно покачал головой Хайров. – Привлечет внимание. Возьмите его матросом, как когда-то меня.
– Матросом? –повторил Северов. – Вакантных мест нет. А вот кочегар у меня один сегодня списался на берег.
– Прекрасно, – поднялся Хайров. – Можете написать записку боцману, чтобы он принял на борт кочегаром нашего товарища?
Северов вынес из кабинета лист бумаги и карандаш, спросил имя «кочегара» и набросал несколько строк. Затем передал листок Хайрову:
– Пусть ваш «кочегар» поспешит, а то как бы боцман нового не нашел.
– Спасибо, – Хайров взялся за трость и, отвернув ручку, под которой оказалась высверленная полость, вложил в нее трубочкой свернутую записку Северова. – Так спокойнее. Не к лиц коммерсанту Шведецкому носить записки о кочегарах.
Оба засмеялись. Северов, увидев, что Хайров собирается откланяться, пригласил его сначала отобедать, но Арнольд Михайлович, поблагодарив, отказался:
– Как бы ваш боцман не помешал нам своей старательностью.
Северов проводил Хайрова до дверей.
2
Филипп Слива лишился работы, когда у него в кармане не было и медного пятака.
«Кишинев», на котором Слива был палубным матросом, уже готовился отдать швартовы, когда к трапу подошел взвод американских солдат во главе с офицером; рядом с ним шел человек в штатском.
– Пассажиры прибыли, – зубоскалил Слива. – Стюард, готовь каюты первого класса!
Никто не поддержал шутки маленького щуплого одессита. Все следили за американцами. Сняв с плеч карабины, они вслед за офицером начали подниматься по трапу. Северов тревожно сдвинул брови: «Зачем идут? Может, за «кочегаром» Хайрова?»
Его Северов еще не видел, но боцман доложил, что принял матроса по записке капитана. В поднимавшемся за офицером человеке в штатском Иван Алексеевич узнал одного из членов правления «Доброфлота». Это еще больше встревожило капитана. Он спустился с мостика на палубу. Американцы стояли в вольных позах, дымя сигаретами и весело переговариваясь. Матросы смотрели на них с сумрачными, выжидающими лицами. Филипп Слива в старой, рваной тельняшке стоял, уперев кулаки в бока и постукивал разбитым ботинком. Тонкие губы матроса приоткрывали мелкие зубы. Одного впереди не хватало – потерял в недавней драке в портовом кабачке.
– Ваш отход отменяется, – сказал член правления капитану.
– Почему? – Северов почувствовал, что начинает нервничать. – У нас все готово.
– «Кишинев» передается американцам, – торопливо, стараясь не встречаться взглядом с Северовым, объяснил член правления. – Сейчас же рассчитайте команду. Таково решение правления.
Матросы зашумели. Северов вспыхнул. Решение правления было оскорбительным. Даже не нашли нужным заранее предупредить капитана. И это появление американцев с оружием. Скорее все походит на конфискацию.
- Кому я должен передать судно, грузы? – спросил Северов.
- Господину офицеру передайте документы, я надеюсь, что на все час хватит.
– Квикли! – кивнул американец: – Скоро делайте!
У Северова от негодования дрогнуло лицо. Его просто выгоняют с парохода. Но изменить что-либо он не мог и только сказал:
– Хорошо. Через час команда покинет судно.
Ругаясь, не скрывая своего возмущения, матросы получали расчет, складывали свои пожитки, но уходить с «Кишинева» не торопились. Северов передал американскому офицеру документы. Тот, даже не посмотрев, небрежно бросил их на стол и взглянул на ручные часы:
– Час истекает.
Он поднялся, давая понять, что Северову пора уходить. Иван Алексеевич с трудом владел собой. Как хорошо, что он уговорил Соню не провожать его в рейс! Офицер, ткнув окурок сигареты в пепельницу, вышел из каюты.
Северов едва уложил чемодан, как на палубе послышались шум, крики, ругань. Дверь каюты отворилась и на ее пороге появился Джо – сын Мэйла, служивший на «Кишиневе» механиком. Такой же, как отец, высокий, широкоплечий, с черными курчавыми волосами, он унаследовал от матери карие глаза, узкий подбородок и более светлый оттенок кожи, чем у отца. Джо вырос с Северовыми, они помогли ему стать механиком, и Джо всегда плавал с Иваном Алексеевичем.
– Матросов бьют, Иван Алексеевич, – сказал Джо. Его глаза гневно блестели.
Северов выбежал на палубу. Американские солдаты сгоняли моряков с парохода. Филипп Слива, увидев капитана, крикнул:
– Братва! Не поддавайся долговязым. Уйдем вместе с капитаном...