– Ты, Петр, расскажи Ивану Алексеевичу все, – обратилась Захматова к Ялымарову. – Расскажи все об этих бандитах. – Елена Васильевна сжала руку в кулак, постучала по своей коленке: – Будь моя власть, я бы их всех перестреляла тут же, в море.
– Брось, Елена, партизанские замашки, – строго одернул Яльмаров. – Мы сейчас с тобой не в отряде и не ведем перестрелку.
Северову стало ясно, что Захматова и Яльмаров были в одном партизанском отряде и хорошо знают друг друга.
– Так вот, товарищ Северов, – обратился Яльмаров к Ивану Алексеевичу. - Будем ставить точку на этой концессии. Есть уже разрешение Москвы. Дела обстоят так. Эти норвежские китобои меньше всего занимались китами. С побережья мы получили несколько сигналов о том, что туши китов гниют в устьях рек. Это дело рук китобоев. Хотят отпугнуть рыбу. Глупо, но все же есть некоторый резон. Избиение котиков тоже дело их рук. Я осматривал лежбища на острове. Комбаров был с ними. Ему череп в лепешку превратили. Не буду удивлен, если это сделал этот гарпунер... как его?
– Бромсет, – подсказал пораженный услышанным Северов.
– Юрт Бромсет, – вспомнил Яльмаров. – Это было не простое браконьерство, а с далеким прицелом. Хотели перегнать котиковое стадо на свои острова. Да не вышло у господ китобоев. Котики вернулись на лежбище. Все это ясно. Только вот с товарищем Мэйлом пока история не раскрыта.
– Джо исчез... – вздохнул Северов. – Может быть, они его убили, чтобы он не рассказал о набеге на котиковое лежбище.
– Возможно, – согласился Яльмаров. – Позднее, я надеюсь, и это станет для нас ясным, как ясно то, что китобойная флотилия занималась экономической диверсией. Концессия была взята для маскировки.
– Судить этих негодяев! – воскликнул Северов. – В тюрьму их.
– Они только этого и заслуживают, но, к сожалению, мы не можем сейчас так поступить. – Яльмаров положил окурок папиросы в пепельницу. – Отменный у вас табак, товарищ Северов. Так вот, судить их, наказывать нам сейчас невыгодно. Представляете, какая шумиха поднимется за рубежом. Мол, большевики убивают концессионеров. А это может отпугнуть тех иностранных дельцов, которые хотят вести с нами дела честно и сейчас нам еще нужны. Нам выгодно иметь дело с концессионерами, пока мы свое хозяйство не пустим на полный ход. Господа концессионеры платят нам валютой. Ну как, товарищи, согласны?
Яльмаров с улыбкой посмотрел на Захматову и Северова.
– Вот я и прочитал вам маленькую лекцию по политэкономии.
– Значит, эти проклятые китобои уйдут целехонькими и еще будут посмеиваться? – Захматова даже вскочила на ноги. – Они нам плюют в морду, а мы только утираемся и говорим еще: «Спасибо»?!
– Не шуми, Елена, – спокойно попросил Яльмаров. – Немного мы их накажем. Слегка, но чувствительно. А главное – они не посмеют поднимать большого шума, когда вернутся домой.
–– Как же ты накажешь? – Елена Васильевна вновь села в кресло. – Прочтешь нотацию, что, мол, нехорошо браконьерствовать?
– Я плохо знаю иностранные языки, чтобы беседовать с ними, – сказал Яльмаров. – Мы просто заставим китобоев вытащить в океан все китовые туши, которые они понатыкали у рек, и уничтожить их. Охотиться они больше не будут. Убыток у них получится изрядный из-за простоя. А господин капиталист очень чувствителен к убытку. В течение всего времени, что китобои стоят у базы, я запретил охоту и хождение китобойцев – это им уже влетело в копеечку.
Северов не мог не признать, что Яльмаров поступает правильно. Через полчаса, когда Яльмаров за завтраком у Микальсена официально предложил убрать китовые туши, капитан-директор в первую минуту не мог сказать ни слова. Его лицо побледнело. Яльмаров добавил:
– На каждом китобойном судне будут находиться краснофлотцы с миноносца. Они проследят, чтобы где-нибудь у реки или в бухте не были случайно забыты или не замечены гниющие туши.
– Это насилие, – почти прошептал Микальсен.
– Нет, это помощь. Мы помогаем вам быстрее закончить уборку туш и уйти из советских вод. – Яльмаров говорил ровно, спокойно и немного медленно. – А насилие выглядит иначе. Скажем, к примеру, я прикажу посадить вас в тюрьму. Вот это уже будет насилие. Причем, вполне оправданное, законное.
– Меня... в тюрьму... за что, – капитан-директора била дрожь. – Я не понимаю...
– Успокойтесь! – Яльмаров аккуратно вытер губы салфеткой. – Это я просто сказал к примеру. А бифштексу вас преотличный.
– Я бы хотел, – заговорил Микальсен, – увести флотилию сейчас же. Будь проклят этот рейс, эта концессия. Она уже дала нам убыток в полмиллиона золотых рублей. И каждый день, что мы стоим без дела, приносит новые убытки. А если мы начнем отводить туши в океан то сколько на это уйдет дней? Сколько убытков? Из-за гнилых китов, которых мы не ставили у берегов.
– Не будем снова спорить, – устало сказал Яльмаров. – Вы же сами еще три дня назад не возражали против моих доводов. Зачем же доводить дело до насилия. А? Лучше дайте приказ своим китобойцам начинать работу.
Микальсен сорвал с воротника салфетку, смял ее и поднялся из-за стола.
– Хорошо. Ваши требования будут выполнены.
Яльмаров тоже поднялся.