Фонвизин

К деревенской жизни имеет отношение и последняя опубликованная в «Собеседнике» работа Фонвизина — «Повествование мнимого глухого и немого». Рассказчик, очень молодой человек, по настоянию терпящего непрестанные обиды от соседей и желающего подготовить сына к встрече с суровой реальностью помещика-отца, изображает из себя глухонемого и таким образом получает возможность «познавать людей и познать человека». При встрече с недужным юношей малосимпатичные душевладельцы не боятся вести себя естественно и предстают перед ним в своем натуральном, непривлекательном обличье. «Отставной майор из солдатских детей Пимен Прохоров сын Щелчков» не имеет другой забавы, как ставить на колени своих и соседских мужиков и со страшной силой щелкать их по лбу; его «свойственник и нелицемерный друг» с такой же «рукоприкладной» фамилией, Оплеушин, служил «дворцовым истопником» и в своей профессии достиг столь высокой степени совершенства, что был пожалован высоким чином; титулярный советник Варух Язвин, купивший место воеводы, довольно быстро и умело разоряет вверенную его попечениям Кинешму.

Все соседи мнимого глухого и немого люди низкородные, принадлежащие к разряду тех, «которых отцы и предки во весь свой век чинов не имели и родились служить, а не господствовать» (как за 15 лет до появления «Повествования» тот же Фонвизин выразился по отношению к своему заклятому врагу Владимиру Игнатьевичу Лукину). Придворные истопники, солдатские дети, представители «знаменитого подьяческого рода», — все они, несмотря на свою дикость и вороватость, стали богатыми и влиятельными господами, непрестанно оскорбляющими бедного и честного дворянина. Вопреки ожиданиям, описанные в «Повествовании» персонажи не называются ни скотами, ни уродами, любимыми фонвизинскими «ругательными» словами, зато при описании этих душевладельцев становится заметно их несомненное сходство с отрицательными героями «Бригадира» и «Недоросля». В комедиях Фонвизина грубоватые люди военного звания определяются чаще всего, как «мужики»: так в «Бригадире» Советник называет Бригадира, а Бригадир — обманываемого женой знакомого секунд-майора. «Мужик не дурак и на взгляд детина добр», — отзывается он о своем однополчанине; «мужик пресильный и человек преглупый», — описывает мнимый глухонемой отставного майора Щелчкова, после смерти друга взявшего его фамилию и ставшего Пименом Прохоровым, сыном Щелчковым-Оплеушиным. Если для Бригадира, как и для Советника, назвавшего его «мужиком разумным», мужик может обладать недюжинным умом, то для проницательного путешественника — только грубой силой и, таким образом, является не вполне человеком. В «Недоросле» же Стародум рассказывает о «себялюбивых» и «суетящихся» лишь «об одном настоящем часе» придворных, «которым во все случаи их жизни ни разу на мысль не приходили ни предки, ни потомки». Точно так же «без предков и потомков» скончался герой «Повествования» — придворный истопник Касьян Оплеушин. Человек (как правило, имеющий прямое отношение к придворной жизни), не думающий о своей фамилии, ни об отцах, ни о детях, кажется прекрасному семьянину-Фонвизину достойным всякого осуждения «негодницей».

По прибытии в Москву молчаливый путешественник встречается с многочисленными родственниками, в том числе и со странным заикой, во время пожара исполняющим дикую песню (записанную «мнимым глухим и немым» вместе с нотами): «Проклятые черти, баня-то горит, / Заливай скорее, я вас всех прибью, / Плуты, воры окаянные, до / Смерти разсеку, до смерти разсеку». Недужный (в отличие от рассказчика, недужный по-настоящему) погорелец не видит иного способа быть понятым окружающими, как петь свои угрозы, и сама эта картина выглядит чудно и жутковато-комически.

Единственным добродетельным персонажем, представшим перед готовящимся к большой жизни юношей, оказывается некая гостеприимная госпожа А. Не желая, чтобы ее единственный сын «слыл шалуном или тунеядцем или, чего боже избави, трусом», добрая и честная старушка со спокойным сердцем отправляет его на военную службу и первым делом спрашивает, где служит ее симулирующий гость. Вопрос ее справедлив и вызывает у путешественников некоторую неловкость. При сравнении с ней остальные персонажи выглядят исключительно отталкивающими, и, вероятно, поэтому первая часть «Повествования» публикуется под названием «Записки моего первого путешествия по 1762 год». Описание того, что происходило до восшествия на престол императрицы Екатерины, не может рассматриваться как критика нынешнего царствования и, следовательно, вызвать неудовольствие российской Минервы.