Фонвизин

В Киеве Фонвизин осматривает тамошние монастыри и храмы и сравнивает их с виденными в Европе, отмечает, что «соборная церковь Печерского монастыря… прекрасна, но весьма далеко отстала от римской церкви святого Петра», а в Софийском монастыре «находит» «несколько мозаичной работы». Между тем в Киеве Фонвизин — не только любознательный путешественник, каким он был во Франции, Германии или Италии, но и православный паломник, в сопровождении Екатерины Ивановны присутствующий на молебне в Михайловском монастыре. Наконец после недельного пребывания в «матери городов русских» Фонвизин покидает пределы Российской империи, и, надеясь на скорое освобождение от гнетущей его болезни, «возблагодарил внутренне Бога, что он вынес меня из той земли, где я страдал только душевно и телесно». Еще никогда Фонвизин не отправлялся в путешествие в таком скверном расположении духа, и чувство, которое он испытывает к любезному прежде отечеству, оказывается новым и для «из прерусских русского» несколько необычным.

В Вене Фонвизин «жил помаленьку» до весны и о своем пребывании в имперской столице рассказывает в письмах сестре Феодосии. В начале 1787 года он с нескрываемым удовольствием сообщает, что «великую имеет надежду на выздоровление», что «руке, ноге и языку гораздо лучше», что сам он «стал толще» и что надеется, получив вскоре деньги, поехать из надоевшей ему Вены «долечиваться»в Карлсбад. В следующем, датированном февралем 1787 года и куда менее восторженном письме Фонвизин отмечает, что все окружающие уверены в его выздоровлении, сам он, как ему кажется, «становится гораздо лучше», а на карлсбадские воды лишь «полагает надежду». Судя по всему, в конце зимы от его прежней уверенности не осталось и следа. Известно, что в Вене он встречается со своим верным Клостерманом, нашедшим для своего «друга и благодетеля» квартиру и развлекающим его своими разговорами. По сведениям Клостермана, их беседы «прерывали знатные лица, приезжающие навестить Фонвизина»: среди них — посланник в Турине Николай Борисович Юсупов, граф Андрей Кириллович Разумовский, советник посольства в Вене Григорий Иванович Полетика, переводчик при посольстве Афанасий Кудрявский, майор Цагель и «многие другие любопытные лица», в том числе полюбившаяся Екатерине Ивановне «венгерская графиня Кордесси, большая музыкантша, игравшая на многих инструментах, а всего лучше на виолончели». И все-таки в Вене Фонвизин чувствует непреодолимую скуку и спешит скорее отправиться в путь.

События весны — лета 1787 года Фонвизин фиксирует в так называемом «Журнале по выезде моем из Вены в Карлсбад» и старается не упустить ни одного, даже самого мелкого происшествия. Например, в городе Знаиме он встречает желающего вернуться в отечество, но не имеющего «80 гульденов на выкуп» русского дворянина Бартенева, дарит ему «червонной, ибо больше денег не было», а на следующий день «посылает» своего нового приятеля «к городничему с жалобой» на трактирщика, который вопреки предварительным договоренностям пожелал получить вместо четырех гульденов целых восемь. Кажется, Фонвизины окружены плутами и мошенниками: кроме трактирщика, которому по совету городничего пришлось «заткнуть глотку шестью» гульденами, русского путешественника обманывает его извозчик, на взгляд Фонвизина, типичный богемец, человек «дурной» и «не имеющий правды». Определенно, количество нелюбимых Фонвизиным народов продолжает увеличиваться, и теперь, кроме французов и итальянцев, к ним прибавились чехи и польские евреи.

Несмотря на все свое раздражение и недоверчивость (например, хозяин пражского трактира кажется «добрым человеком», но поверить в это видавшему виды путешественнику очень сложно, он ждет подвоха и, не дождавшись, удивляется и специально сообщает о своей радости), Фонвизин способен на душевные порывы. Бедная девушка, страдающая тем же недугом, что и он, вызывает у супружеской пары сочувствие и жалость. По словам Фонвизина, «мы подали ей сколько могли милостину, и я был бы рад везти ее с собою в Карл-Сбад, если бы имел надежду к ея излечению». Правда, на фоне безнадежно больной юной особы верящий в свое скорое исцеление Фонвизин выглядит не так ужасно, и остается лишь предполагать, какие чувства, кроме жалости, вызвала у него несчастная больная.