Фонвизин

Имение в Витебской губернии гарантирует ему финансовую независимость и вес в обществе, правда, как быстро выясняется, к такого рода деятельности Фонвизин склонности не имеет, поместье занимает его мало, и довольно скоро хозяйство приходит в упадок. Со временем, весной 1784 года, он на 12 лет отдаст его в аренду курляндскому дворянину барону Медему. Арендатор обязуется ежегодно выплачивать владельцу имения по пять тысяч талеров, но настраивает против себя крестьян (из начатого Фонвизиным судебного дела следует, что Медем, кроме прочего, мучил людей «разными несносными работами» и «немилосердными побоями», от которых два человека умерли, а четверо убежали), те отказываются повиноваться Медему, а Медем — передать Фонвизину причитающуюся ему сумму. Обнищавшие крестьяне отправляются в Петербург на поиски работы и там, по словам очевидца, того же Клостермана, «без пищи и крова с смертною бледностью на лицах, едва прикрытые какими-то лохмотьями, шатались, как привидения по улицам…». Но в преддверии тридцатилетия обстоятельства Фонвизина выглядят вполне счастливо: он молод, состоятелен, на хорошем счету у начальства и известен читающей публике. Бесспорно, он имеет все основания задуматься о женитьбе.

«Счастливое семейство»

Избранницей Фонвизина стала вдова адъютанта графа Захара Григорьевича Чернышева Алексея Александровича Хлопова — Екатерина Ивановна. Единственная дочь купца Ивана Федоровича Роговикова, она рано осиротела и вышла замуж по большой любви и вопреки воле дяди-опекуна, откупщика и директора санкт-петербургской конторы Государственного банка Семена Федоровича Роговикова. После его смерти в 1767 году законная наследница огромного состояния, она попыталась предъявить права на принадлежащие ей 300 тысяч рублей. Как следует из письма Фонвизина родственникам, датированного сентябрем 1768 года, их хороший знакомый Алексей Хлопов подал государыне императрице челобитную на отказывавшуюся идти на уступки Роговикову (без инициалов), вероятно, Анну Яковлевну, жену покойного Семена Федоровича, в скором будущем — супругу генерал-адъютанта Рогожина; однако процесс затянулся, и его перспективы выглядели более чем туманными. Первые екатерининские вельможи, Чернышев, Елагин и Панин, получили распоряжение защитить интересы притесненной вдовы; Панин передал это дело расторопному Фонвизину, тот употребил все свои способности и красноречие, но тяжбу не выиграл: его будущая невеста была вынуждена довольствоваться некоторой денежной компенсацией и огромным петербургским домом на Галерной улице.

Вяземский утверждает, что один вельможа обвинил Фонвизина в необъективности, стремлении помочь «своей любовнице», и тот, защищая не только права, но и честь Хлоповой, сделал ей предложение. Как бы то ни было, Екатерина Ивановна стала для Фонвизина «его Катей», которую он любит, которой он предан и которую он окружает самой нежной заботой. Как всегда главным его другом, союзником и наперсницей остается прямодушная сестра Феодосия, желающая любимому брату счастья, лишь после некоторых колебаний принявшая его невесту — купчиху, вдову и почти ровесницу Дениса Ивановича и всячески помогавшая молодоженам. Свадьба состоялась в Москве в самом конце 1774 года, и вскоре Фонвизины возвратились в Петербург, в свой дом на Галерной улице.

Для Фонвизина начало счастливой семейной жизни ознаменовало несчастный конец жизни литературной: с этого момента и в течение нескольких лет из-под пера перспективнейшего российского писателя не вышло ни одного оригинального сочинения, ни одного художественного перевода, ни одной стихотворной строчки. И это притом что до 1774 года Фонвизин заявил о себе не только как талантливый переводчик и комедиограф, но и как автор сатирических писем и статей, опубликованных в журналах Екатерины II и Николая Ивановича Новикова — во «Всякой всячине» (1769–1770), «Трутне» (1769–1770), «Пустомеле» (1770), «Живописце» (1772–1773) и в таинственной, до сих пор неизвестно кем издававшейся «Смеси» (1769).

Авторы, помещающие свои материалы в первых русских сатирических журналах, предпочитали оставаться неизвестными и подписывались самыми затейливыми именами: Фалалей, Агаб Самануков, Горемыкин Воздыхалов, Доброхотное сердечко, Осьмидесятилетний старик, Лечитель, Я в своем доме, Огорченный, Правдулюбов, Чистосердов и т. п. Несомненно, за многими из этих имен скрывается знаменитый русский сатирик, но за какими именно — вопрос, занимающий не одно поколение исследователей. Не имея данных, прямо указывающих на авторство Фонвизина, любителям и знатокам его творчества приходится опираться на текстуальные совпадения между «Бригадиром» и анонимными публикациями в журналах Екатерины и ее вечного оппонента Новикова, рассуждать о неповторимой фонвизинской манере и усматривать в некоторых статьях сведения из малоизвестной биографии Фонвизина.