Читаем Фонвизин полностью

Кажется, добродетельный Стародум имеет много общего с отцом Фонвизина, каким он представлен в «Чистосердечном признании»: то же презрение к пороку, та же несложившаяся карьера, тот же праведный образ жизни и стремление во всех поступках руководствоваться велениями совести и правилами чести, тот же недостаток образования, с избытком возмещенный здравым рассудком и жизненным опытом, та же вспыльчивость — примета людей честных и не способных мириться с несправедливостью, та же склонность к изложению моральных максим и преподаванию детям своим правил добродетельной жизни. С появлением на сцене Стародума забавные саморазоблачения отрицательных и язвительные шутки положительных героев начинают перемежаться широковещательными рассуждениями престарелого резонера, которые, по свидетельству Николая Михайловича Карамзина, вполне соответствовали вкусам публики того времени и были с восторгом ею приняты: «…сцены комические возбуждали в зрителях мимолетный смех, а серьезные обращали на себя внимание публики, которая в то время любила разглагольствования на сцене, особенно если они были наполнены колкими замечаниями на светские обычаи и слабости того времени». Отметим попутно, что некоторые соображения Стародума находят соответствия в поэтическом творчестве самого Карамзина, и не только его. Например, «друг честных людей» Стародум объясняет своей благодарной ученице Софье, что идеальная жена (каковой и предстоит стать его племяннице) должна испытывать к мужу дружбу, похожую на любовь, а не любовь, похожую на дружбу, и что лишь в этом случае через много лет супружества им удастся сохранить в своих сердцах «прежнюю друг к другу привязанность». Как и его старший коллега, Карамзин рассматривает эти чувства в их взаимосвязи и в стихотворении «Любовь и дружба» приходит к выводу, что

Любовь тогда лишь нам полезна,Как с милой дружбою сходна,А дружба лишь тогда любезна,Когда с любовию равна.

В отличие от Фонвизина, Карамзин не задумывается о семейно-бытовой стороне вопроса и в этой связи не отдает предпочтение ни одному из невозможных «в чистом виде» и дополняющих друг друга «святых чувств». При этом, рассуждая о сходстве любви и дружбы, оба русских автора и не пытаются исследовать их в отдельности, в «беспримесном состоянии». Эту задачу решает современник Карамзина, один из наиболее колоритных представителей северного сентиментализма, чье влияние на русскую поэзию существенно и до конца не оценено, датчанин Йенс Баггесен (1764–1826). В своем известном стихотворении «Дружба и любовь» он не только сопоставляет эти «небесные дары», но и размышляет о их индивидуальной специфике: если дружба — совершеннейшее из чувств, земных и понятных человеческому рассудку, то любовь, чувство небесное, в привычную рациональную систему не укладывается и для разума непостижима.

…О Venskab! Din Skate er mig meer,End al Jorderigs glimrende Glæder;Med dig i min Lykke jeg leer,Og med dig i min Kummer jeg græder…

(…О Дружба! Твое сокровище для меня ценнее, / Чем все великолепные радости Земли; / С тобой я смеюсь в счастье / И с тобой я плачу в горе…)

О Elskov! Du fylder mit BrystMed de hoiere Himmelens Glæder.Med dig er min Smerte mig Lyst,Og med dig i min Vellyst jeg græder…

(…О Любовь! Ты наполняешь мою грудь / Высшими радостями Неба, / С тобой мое страдание становится моим наслаждением, / И с тобой я плачу в моем блаженстве…) — пишет датский знакомый «русского путешественника», ровесник Карамзина и младший современник Фонвизина Баггесен.

Фонвизин же, как следует из одного из его первых петербургских писем сестре, имел чувствительное и нуждающееся в любви или дружбе сердце, однако добросердечный герой его комедии от подобных рассуждений воздерживается и, касаясь темы amitié amoureuse, предпочитает не углубляться в детали. Знаменитого русского комедиографа интересуют несколько иные, нежели сентиментального поэта, проблемы: воспитание и образование молодого дворянина, долг благородного сословия перед отечеством и его прописанные специальным указом вольности, правильная организация семьи и женские добродетели, «истинная слава» государя и разумное социальное устройство, искоренение варварства, беззакония и несправедливости.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей: Малая серия

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное