Ford против Ferrari. Самое яростное противостояние в автогонках. Реальная история

– С момента победы мы только и видели, что клетчатые флажки в руках у людей, реки шампанского и персональные лимузины, – будет позже вспоминать Макларен. – Нас с Крисом доставили в Штаты, чтобы демонстрировать на официальных приемах Ford. Огромный Lincoln, который встречал нас в нью-йоркском аэропорту, был украшен с одного борта новозеландским флагом, а с другого – звездно-полосатым. Мы разъезжали на нем по Нью-Йорку, словно в девятиметровом номере шикарного отеля, к которому приделали мотор и колеса. Чувство было такое, что мы короли, на которых пришли поглазеть все эти простолюдины за окном. Теперь-то я понимаю, как это тяжело – быть на самом верху.

Майлз же вернулся в свой маленький домик на Сандей-Трейл, затерянный среди Голливудских холмов. Там его ждали буйный цветочный сад и кошка, умевшая справлять нужду в унитаз. Все понимали горечь его разочарования.

– Он все никак не мог смириться с этим, – скажет позже его напарник Дэнни Халм.

Майлз долго отказывался от предложений дать интервью, но согласился пообщаться с Бобом Томасом из Los Angeles Times, с которым был хорошо знаком.

– Я был уверен, что мы выиграли, но нам по каким-то формальным причинам присудили второе место, – сказал Майлз, комментируя скандальный фотофиниш. – Думаю, ответственность за это лежит на менеджерах Ford, принявших решение об одновременном финише, несмотря на мой протест. Говорил же я им, что это не сработает.

После интервью Майлз попросил журналиста:

– Роберт, пожалуйста, распорядись моими словами аккуратно. Все-таки я работаю на этих людей, и они были чрезвычайно добры ко мне.

Ничего больше сказать или сделать по этому поводу Майлз не мог. Поэтому вскоре, проснувшись одним летним утром, он собрался, запрыгнул в машину и просто вернулся к работе.

…

Последнее слово, подводящее итоги «Ле-Мана – 1966» для Ford Motor Company, разумеется, осталось за Генри II. Мир вокруг менялся. Границ для промышленных корпораций больше не существовало, если не считать железного занавеса вокруг социалистического блока. Наступила новая эпоха.

– Мы больше не мечтаем о покупке Ferrari, – заявил Генри II перед отъездом из Франции. – Теперь наибольшая угроза для нас исходит от японцев.

Глава 24 Конец пути: июнь – август 1966 г.

Паранойя снедала Джона Сертиса, пока он мчался по шоссе в своем Ferrari 330 GT на встречу с мистером Феррари. Была среда, шел третий день после завершения «Ле-Мана». В машине его сопровождал пресс-агент Оуэн Янг.

– Я чувствовал, что не должен ехать туда один, – скажет потом Сертис, описывая свое состояние.

Он разорвал контракт с Ferrari, и в этой ситуации для него принципиально было получить хорошую прессу. Все должны были четко понять: его не уволили, он ушел сам.

Миновав итальянскую границу, они свернули к придорожному кафе, чтобы выпить кофе. Когда Сертис вошел в заведение, его узнали не сразу, но, пока он стоял в очереди, все больше людей понимали, что перед ними Великий Джон. В какой-то момент люди поднялись из-за столиков и начали аплодировать британскому пилоту. Разве они не читают газет? История о его разрыве с Ferrari уже разлетелась по всему миру! Но для итальянцев Сертис по-прежнему оставался их чемпионом. Да, он привык к такому отношению здесь, в Италии, однако в тот момент был поражен ироничностью ситуации.

Добравшись до Маранелло, Сертис и Янг вместе вошли в ворота фабрики. День выдался ослепительно солнечным, и тени неотступно следовали за ними. Сертис выглядел так, будто собрался на заседание суда: темный костюм, галстук, в руке – потертый кожаный портфель. Их встретил Валерио, секретарь, затем появился Гоцци, и наконец вышел сам Феррари.

Пилот и его босс закрылись в кабинете. Эти двое всегда относились друг к другу с уважением, и даже эта встреча обошлась без повышенных тонов. Сертис обозначил свое видение проблемы: команда упускала благоприятные возможности из-за абсурдных махинаций и политиканства. Он изложил Феррари свое мнение четко и прямо, чего, возможно, никто прежде никогда не делал. Только Сертису и Феррари известно, что именно они говорили друг другу за той дверью.

– Его ответы многое прояснили, – скажет потом Сертис. – Он говорил о таких вещах, о которых больше никогда никому не рассказывал в своей жизни, и я не намерен раскрывать их и после его смерти.

Феррари и Сертис договорились расстаться – как сказал Феррари, «подать на развод». Вместе они разделили столько побед, что все гоночные обозреватели сходились во мнении: если бы не политические разногласия, то эти двое определенно доминировали бы в «Формуле-1» до конца 1960-х гг. Но судьба распорядилась иначе.

Выйдя в тот день из кабинета, они сделали то, что любой сделал бы на их месте: в компании Гоцци и Янга они перешли улицу и выпили по стаканчику в Il Cavallino.

…