Фьорды. Ледяное сердце

Когда я была маленькой, частенько смотрела на маяк из нашей бухты и думала – если бы башня превратилась в гигантскую консервную банку, сколько всякого вкусного уместилось бы в ней!

В реальности в громадном маяке и доме рядом с ним умещалось только многочисленное семейство смотрителя герр Эйнара – человека почтенного настолько, что все в округе называют его «папаша Эйнар». Смотритель жил на скалистом мысе при маяке столько, сколько я себя помню, и всегда в этом большом семействе можно было обнаружить как минимум одного маленького ребенка и как минимум одного рыжего пса.

Стучать пришлось очень настойчиво, наконец, во втором этаже открылись ставни, и высунулась заспанная Нора, супруга внука хозяина. Когда-то мы вместе учились в начальной школе, ее второй сынишка младше Малыша, считай, на год, поэтому тетка Фрита регулярно отдавала Норе одежки, из которых вырос Малыш: не потому, что семейство Эйнаров нуждалось, а потому что тетке было жалко выбрасывать любое добро. Бедной Норе приходилось принимать подарки и благодарить, потому что она боялась обидеть сварливую фрекен Фриту.

– Открывай, это я – Лени!

Ставни захлопнулись, через какое-то время распахнулась входная дверь.

– Лени? Правда, ты.

– Кто еще по-твоему? Мужики ваши дома?

– Нет. Папаша поехал за треской на Хадселё [40] , а мой в городе застрял. Камнепадом засыпало дороги, проезд перекрыли, не знала? Какое к ним дело или стряслось чего?

Нора в наброшенном поверх пижамы клетчатом платке впустила меня в дом.

– Тетушка Фрита умерла.

– Ох-ох-ох, – Нора даже пальцы прикусила, чтобы громкими причитаниями не перебудить домашних. – Какие дела! Я у ней моток шерсти одалживала и отдать не успела. Скверно это, задолжать покойнице. Хочешь, тебе верну прямо сейчас?

– Нет. Лучше одолжи мне дробовик папаши Эйнара.

– Да мне не жалко, бери. Только он же заперт в железном ящике, папаша его всегда запертым держит – мало ли дети или сам напьется. А ключ при себе носит, никому сроду не оставлял, пьяный же он его в замок и так и сяк не вставит. – Она виновато развела руками. Действительно, я успела забыть, что старый хрыч Эйнар не только богобоязненный, но и чрезвычайно законопослушный человек.

– Ясно, тогда я оставлю у тебя Малыша, а сама поеду в полицию.

– К чему тебе ехать, Лени? Позвони, пусть пришлют вертолет или катер.

– Как я позвоню, у нас электричества нет, считай, сутки.

– Ох, беда-беда, что за напасть такая, – причитала она, провожая меня в гостиную. Пока Нора устраивала моего сынишку на диване, я вытащила из кармана сильно помятую, забрызганную водой визитную карточку Бьёрна Хольмсена и почувствовала, как сильно вымоталась за эти дни. Мне очень нужна поддержка, просто взгляд со стороны на кошмар, в котором я оказалась. Он снял трубку со второго звонка:

– Это Лени Ольсен… Герр Хольмсен, простите за ранний звонок… Понимаете, я еду в полицию, в Сортлан, подскажите, пожалуйста, как следует поступить, чтобы ленсман [41] отправил меня прямо в криминальный отдел?

– Убить кого-нибудь.

– Нет, я серьезно. Мне действительно надо сообщить об убийстве.

– Серьезно, так серьезно. Почему именно в Сортлан, Лени?

– Был крупный обвал, и другое шоссе перекрыли, – скороговоркой объяснила я.

– А вы проедете? Какая у вас машина?

– Старенький внедорожник.

– Лени, вы очень упорный человек, – я жестом подозвала юркого, прыщавого парнишку, племянника Норы, прибежавшего на звук наших голосов, попросила карандаш, накарябала на визитке фамилию чина из KRIPOS [42] , которую продиктовал мне герр Хольмсен, и поблагодарила. Отдала трубку Норе:

– Лени, оставайся у нас. Куда ты спешишь? За пару часов ничего не изменится.

Да, отсидеться здесь – заманчивое предложение. Я вспомнила идеально подогнанные стальные створки дверей: хотя главный враг семейства Эйнаров – непогода и наводнения, маяк выстроен прочно, как крепость.

За узкими окнами царил предрассветный мрак. Несколько секунд я вглядывалась в темноту: не придумано еще таких стен, сквозь которые не сможет просочиться зло. Вспоминаю, как Андрес стоял и улыбался среди кладбищенских плит. Что-то было в его улыбке такое… Нет, не желание и даже не вожделение. Что-то чужое и непривычное, что сложно объяснить простыми словами. Его темная натура влечет и затягивает, как обрыв, как бездонная пропасть, невозможно понять его до конца.

Может, он давно распутал веревку и бредет среди мокрых валунов и обледеневших кочек, направляется прямо сюда…

Нет, никого нельзя втягивать в это. Это – только мое дело.

Я подозвала паренька:

– Слушай, у папаши Эйнара ружье для подводной охоты есть?

– Ага. Гарпунное, только старое оно, дрянное. Прошибает такую дыру, что от рыбы мало остается, всю в клочья разносит.

– Тащи сюда!

– Лени, ты собралась нырять по такой-то погоде? – всплеснула руками Нора.

– Не, это ей для туристов, правда, Лени? Видала, к ним в бухту вчера такая яхта зашла, что ух! Просто суперская!

– Типа того, – неопределенно протянула я, примериваясь к гарпунному ружью. Какое же оно большое и тяжеленное! Спусковой крюк не заржавел, ходит легко, сам гарпун тоже заточен остро – на крупную рыбину.

На прощанье я поцеловала Малыша, наказала парнишке запереть все запоры и присматривать за тетушкой. Обнялась с Норой, взяла с нее слово, что не впустит того, кого не знает в лицо, а если полиция не появится здесь до полудня, позвонит и вызовет их еще раз. Проверила бензин. Положила ружье на сиденье рядом с собой и поехала…