Читаем Форексмен (СИ) полностью

В этот момент, боковым зрением, он видит, как за плечом кто-то кивает. От неожиданности Филипп отскакивает, но, кроме стеллажа с молоком, за спиной ничего нет.

Это что-то новенькое. Болтать с невидимым человеком – куда ни шло, но видеть его – попахивает настоящим сумасшествием.

Филипп кладет обратно пачки лапши и цепляет из морозилки пачку пельменей. Всяко лучше бичпакета. Идет к кассе. Добрую часть очереди занимают люди от 18 до 25 лет, преимущественно с бутылками слабоалкогольных напитков. Филипп к алкоголю относится спокойно, но предпочитает расслабляться естественно. Он сторонник трезвого здорового сна после долгой прогулки, в противовес бессмысленному возлиянию с последующим похмельем. Да и затратное это дело – пить.

Кассирша пробивает мёрзлую пачку пельменей, и в этот момент Филипп чувствует тревогу. Ему сдавливает горло.

«Что со мной?» – мысленно интересуется он у своего внутреннего собеседника.

«Ты должен возвращаться к компьютеру. Расплачивайся за свои пельмени и дуй обратно»

«Что за срочность?»

«Сделки ты «перевернул» зря. По всей вероятности, падение продолжится»

«Глупости. Я все сделал правильно. После сильного движения цены, в тот момент, когда в рынок включаются американцы, происходит немедленный отскок. Так было всегда»

«Ты считаешь себя повелителем Форекса? Самонадеянно. Сколько раз рынок вел себя вопреки логике?»

«Постоянно. Но… сейчас… я уверен»

«Мне не доставляет удовольствия ругать тебя, но ты идиот! Думаешь, везение, с которым твои открытые сделки добежали до ста тысяч долларов, продлится вечно?! Какого черта ты встал в дверях, дай пройти людям!»

Филипп замечает, что действительно затормозил в проходе. Выходит на улицу и, перейдя дорогу в неположенном месте, напрямик бросается к общежитию.

Вахтерша даже не успевает поднять глаза на проносящуюся мимо каптерки фигуру. Однако она догадывается: это пробежал «сумасшедший затворник» с третьего этажа, комната 96, и тревожиться незачем.

Сумасшедший взбегает на этаж, держа ключ от замка как пику. Пачку пельменей бросает возле раковины и, скинув сланцы, влетает в комнату.

– Ну и обманщик же ты! – негодует Филипп. – На рынке сейчас всё в пределах нормы. Да, десять минут назад, судя по закрывшимся хвостикам свечек, цены действительно прошли еще немного вниз, но в целом присутствует явная коррекция. Правильно, что я перевернулся. Вообще, мне кажется, дно на сегодня достигнуто. Скорее всего, теперь только вверх. А значит, я получу полноценную прибыль с двух направлений.

Голос молчит.

Насвистывая какой-то мотив, Филипп подходит к раковине, наполняет кастрюлю и включает плитку.

– Не говори мне ничего и не сбивай меня с пути, – напевает он, распечатывая пачку подтаявших пельменей. – Я сам найду свою дорогу и сам решу, куда идти.

Голос до сих пор молчит.

– Обиделся?

Тишина. Ни звука.

– И ладно.

Вода закипает. Треть пачки отправляется в кастрюлю.

На часах без пяти минут десять. Стемнеет примерно через час.

С уставшим, но чертовски довольным видом Филипп помешивает вновь закипающую воду столовой ложкой и мечтает, на что потратит деньги. У него никогда не было даже сотой доли тех средств, которые сейчас крутятся на счете. Прошлогоднее ограбление не в счет: Филипп учитывал только заработанные деньги.

«Гляди, как бы от таких побед башню не сорвало», – неся очередной совет, появляется голос.

Филипп чувствует обиду в его интонации.

– О! Вернулся! Пока есть ты, мне ничего не грозит – будешь предостерегать.

«Буду. Но вот проблема: у меня нет материального тела, чтобы оказывать на мир физическое воздействие, а значит, ты можешь сделать что-то вопреки моим наставлениям»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее