Форель a la нежность (сборник)

Вскоре мы свернули с трасы на узкую лесную дорогу. Полузанесенная снегом колея и тут помогала Диме вести машину, но теперь Дима наклонялся ближе к лобовому стеклу, внимательно следя за этой едва видимой колеей, освещенной противотуманными желтыми фарами.

– Не заблудимся? – с опаской спросил я.

– Не бойся! Прорвемся! – произнес с усмешкой в голосе Дима.

Наверно, так же он отвечал своим сослуживцам в Афганистане, когда сидел за рулем бронетранспортера и смотрел вперед на наступавших моджахедов.

В машине становилось жарко – печка работала на полную мощность. Я расстегнул дубленку и снял волчью шапку. Положил ее рядом на сиденье.

Неожиданно машина остановилась, и Дима обернулся ко мне.

– Ну что, Васек, сделай доброе дело!

Я, бросив взгляд мимо усатого лица Димы, увидел в свете фар опущенный шлагбаум и справа от него – будочку постового, покрашенную в зеленый цвет.

– Какое дело?

– Выйди из машины, открой багажник и достань из рюкзака бутылку «Зубровки». Зайди в будку, поставь бутылку на пол. Потом поднимешь шлагбаум, подождешь, пока я проеду, и снова его опустишь! Не сложно?

– Нет.

В будке постового я, к своему удивлению, увидел на полу две бутылки шампанского, три – водки и большую трехлитровую банку с мутным самогоном.

Поднимая шлагбаум, я осмотрелся. Машина, даже с горящими фарами, казалась в этом темном лесу напуганным, незащищенным существом. И словно специально для того, чтобы придать этим моим ощущениям большей интесивности, из-за черных стволов сосен выбежала и застыла тень на четырех лапах. Блеснули в темноте глаза. У меня мурашки пробежали по коже. Я стоял, не двигаясь, сжимая в руке веревку от поднятого вверх шлагбаума.

Наконец «Нива-Тайга» проехала под шлагбаумом, и я его опустил. Привязал веревку ко вкопанному в землю столбику, на который ложилась перекрывавшая дорогу доска-перекладина.

– Куда это мы въехали? – спросил я, снова устроившись на заднем сиденье.

– Заповедник, – коротко ответил Дима. – Да уже недолго осталось…

Он вдруг достал из кармана кожаной куртки мобильный телефон, набрал номер.

– Через часик будем! – сказал он кому-то.

Странно, но этот короткий телефонный разговор, а если точнее – всего лишь одна фраза, сказанная по мобильному, успокоила меня, вернула к радостным рождественским размышлениям. Я думал: какой бы подарок сделать Маринке? Может быть, действительно, мобильный телефон? Чтобы я мог ей всегда позвонить, всегда ее разыскать? Но тогда получается, что это скорее мне подарок, чем ей…

– Смотри, смотри! – оборвала мои размышления Маринка, обернувшись и показывая рукой вперед по ходу машины.

Джип замедлил ход. Я наклонился вперед и увидел могучего лося, стоящего прямо на дороге. Он явно смотрел на нас.

А мы подъехали и остановились перед ним, как солдат перед генералом.

– Может, посигналить? – задумчиво предложил Дима, глянув на часы.

– Не надо, – попросила Марина. – Ты ему лучше помигай фарами.

Дима несколько раз переключил свет с ближнего на дальний и обратно. И лось мотнул головой, развернулся и ушел в темный лес.

– Видишь! – радостно выдохнула Марина.

Лес закончился внезапно. Машина вынырнула на заснеженное поле и, казалось, стала легче. Здесь уже не было колеи, и Дима ориентировался по вкопанным вдоль грунтовки деревянным столбам. Тут уже не было так темно, как в лесу. Над полем висела ярко-желтая луна, и ее свет искрился на снегу.

– Красота! – воскликнула Марина и обернулась, чтобы мне улыбнуться.

Впереди показалась деревенька.

Машина остановилась возле приземистой хатки, в трех окнах которой горел желтый домашний свет.

– Приехали! – сообщил Дима и заглушил мотор.

Две хозяйки – Галина Ивановна и Ольга Ивановна – встречали нас в передней рождественской песней. Они были сестры. Старшей, Галине Ивановне, было восемьдесят два, младшей – семьдесят пять.

Как только мы вошли в этот дом, настроение мое переменилось. Здесь было тепло – даже в передней было слышно, как трещат горящие дрова в печи. Вся хата, состоявшая из небольшой кухоньки, залы и двух спаленок, была прибрана и украшена. На окнах наклеены вырезанные из белой бумаги ангелочки. В углу залы под потолком на полочке – икона Божьей Матери, а перед ней – горящая свечка. Внизу на тумбочке под иконой – огромный советский телевизор «Горизонт», накрытый вышитой скатеркой. В центре – большой круглый стол.

– Проходите, проходите, гости рождественские! – нараспев весело запричитали сестры-старушки.

Оставив в передней верхнюю одежду и разувшись, мы с Мариной прошли в залу. Дима остался в передней. Из машины он перенес в хату большой рюкзак и теперь разбирался с его содержимым.

Старшая старушка посадила нас на диван и включила телевизор, сняв с него вышитую скатерку.

– Вы пока посмотрите, а мы тут с Олечкой еще должны на кухне закончить! – сказала она. – Только он у нас старенький, все в одном цвете показывает.

Телевизор нагревался минуты три. Потом появилось изображение. Оно оказалось розовым и дрожащим. На экране пел и плясал в своем клипе розовый Майкл Джексон.

В гостиную зашел Дима.

– Ну, как вам тут? – спросил он весело.

– Класс! – ответила Маринка. – И старушки очаровательные! Где ты их нашел?

– Коммерческая тайна! – усмехнулся Дима.

– Ты в телевизорах разбираешься? – спросил его я. – Может, покрутишь там что-нибудь, чтобы он нормально показывал?

– Уже пробовал, – Дима махнул рукой. – Тут дело не в телевизоре. Или антенна такая, или вообще какие-то помехи в воздухе… Могу перевести в черно-белое!

– Нет, пускай уж лучше все будет розовым! – согласился я.

Снова зашли старушки – у каждой в руке по сложенной вышитой красными петушками скатерти. Сначала они вдвоем накрыли стол тяжелой скатертью, потом, поверх нее, второй.

– А почему две скатерти? – поинтересовалась Маринка.

– Так положено, по традиции, – ответила голосом доброго экскурсовода младшая старушка Ольга Ивановна. – Нижняя скатерть для предков, а верхняя – для нас.

Потом старшая старушка попросила младшую посчитать: сколько нас.

– Шесть, – ответила младшая.

И они расставили вокруг стола шесть стульев.

Я пересчитал всех присутствовавших. Получилось пять. Подумал, что мы ждем кого-то еще. И снова направил свой взгляд на телевизор. Теперь там пела и плясала розовая Бритни Спирс. Глаза постепенно привыкали к этому дрожащему розовому цвету. Возникло такое ощущение, будто я смотрю старинную шоу-хронику какого-то давно минувшего века.

А старушки тем временем не спеша накрывали на стол. В центре стола положили друг на друга три кулича – три круглых хлеба с дыркой в середине. В эту дырку поставили высокую свечу. Потом расставили напротив каждого стула тарелки, разложили вилки-ложки.

– Ты когда-нибудь по-настоящему Рождество отмечал? – спросила меня Марина.

Я отрицательно мотнул головой.

– Тогда тебе обязательно понравится! – сказала она и улыбнулась.

А в это время старшая старушка занесла и поставила на стол большой глиняный горшок, накрытый крышкой. А младшая с Димой принесли два подноса и переставили на стол с десяток блюд с рыбой, варениками и голубцами.

После этого обе старушки и Дима вопросительно уставились на нас с Мариной.

– Что, садиться? – спросил я.

– Нет, сначала на двор! – сладким голосом сообщила старшая старушка. – Кто первую звезду увидит, то и свечку зажжет, – она показала на центр стола. – Тогда и сядем!

Небо было затянуто облаками, и только в одном месте виднелось беловатое пятно: там пыталась пробиться своим бледным светом к земле луна.

Морозный воздух обжег мне горло. Я тоже задрал голову вверх и смотрел на облачную пелену, закрывшую от нас звездное небо.

Со стороны леса донесся волчий вой. Я вздрогнул.

– Тут у вас много волков? – спросил я Ольгу Ивановну.

– Ой много, сынок, – ответила она. – И волков, и другого зверья!

– Вон, вон! – закричала вдруг звонко Маринка, рукою показывая на маленькую звездочку, выглянувшую из-за туч.

– Будет тебе счастье, доченька! – пообещала старшая старушка, потом обвела всех добрым взглядом и позвала за стол.

Мы быстро вернулись в тепло хаты. Уселись за стол.

Маринка зажгла свечу, стоявшую в середине трех поставленных друг на друга калачей. Старушки нараспев прочитали рождественскую молитву. Потом младшая сняла с глиняного горшка крышку и каждому на тарелку положила кути: пшенной каши, сваренной с медом и маком. Потом был борщ с ушками и остальные десять блюд. И узвар – компот из двенадцати фруктов. А когда мы уже наелись, за окном послышался хруст снега. Кто-то остановился перед порогом хаты, и тут же зазвучали рождественские колядки. Только голоса все были мужские, словно колядки эти исполнял хор донских козаков.

– Выйди к ним, – попросил меня Дима. – Там, на полу в передней, кулек с рыбными консервами. Дай каждому по одной!

С кульком в руке я открыл дверь и обомлел: передо мной стояли и пели шестеро мужиков, одетых в военный камуфляж.

Я подождал, пока они допели колядки до конца, и положил в ладонь каждому по банке мяса камчатских крабов.

Они поклонились, развернулись, вышли со двора и зашагали вдоль по заснеженной дороге. Растворились в сумраке этого рождественского вечера.

«Странно, – думал я, – во всех сказках и фильмах колядки поют дети, и им потом за это дают конфеты или деньги…»

– Эй, закрой дверь, а то простудишь нас всех! – долетел до меня голос Димы.

Я вернулся, все еще пребывая в задумчивом настроении.

– О! Смотрите! Сделай громче! – Дима развернул меня своими словами и жестом к телевизору.

На экране появилось розовое лицо президента. Президент поздравил всех с Рождеством и с экрана перекрестил нас.

– Это хорошо, что он всю страну перекрестил, – сказала старшая старушка. – В прошлом году забыл это сделать, и все сразу, с первого января, и подорожало. И мясо, и яйца, и молоко…

– Ладно уж, ладно! – остановила сестру Ольга Ивановна. – Грех жаловаться, и так хорошо живем! – Потом она повернулась к Диме и сказала: – Сохрани тебя Бог, Димочка!.. Ну все, теперь почивать! Молодята – в первую спальню, – она показала рукой на двойные двери, а ты, Димочка, на кухне будешь, мы тебе там раскладушку поставим. Хорошо? Здесь-то нельзя.

– А почему нельзя? – удивился я. – И для кого этот шестой стул здесь стоял?

– Для духов предков. Так положено, – терпеливо объяснила мне младшая старушка. – Но они могут и ночью прийти, так уж лучше, чтоб здесь никто не спал.

Спальню нам ответил с большой двойной кроватью. На стене в изголовьи – икона.

– Ну что, ты готов? – прошептала мне, раздеваясь, Маринка.

Я понял вопрос. И действительно, было в этом вечере что-то удивительное, странное, торжественное и не совсем понятное. Наверно, именно в такую ночь и надо зачинать детей…

Под теплым пуховым одеялом мы с Маринкой мгновенно согрелись.

– Теперь мы запомним это Рождество навсегда! – Горячий шепот Маринки согрел мне ухо, и я сильно прижал ее к себе.

Глубокой ночью меня разбудил какой-то шорох, доносившийся из залы. Маринка спала, как сурок. В доме и за окном было тихо. Сказочная рождественская ночь продолжалась, и я замер, прислушиваясь к этому шороху, словно проверял: настоящий ли это шорох или сказочный.

Но шорох продолжался и становился громче. И я, немного боясь, поднялся с кровати, подошел к закрытым дверям в залу. Приоткрыл одну половинку.

Лунный свет падал через окошко на часть круглого стола. И в этом свете я увидел на столе двух мышек, доедавших наш рождественский ужин.

На моем лице возникла улыбка облегчения. Я зашел в залу и тихонько прикрыл за собой двери.

Мышки, казалось, не боялись меня. Но как только я включил свет – они спрыгнули со стола и убежали под диван. Электричество, видимо, было здесь «непостоянным». Лампочка под потолком то вспыхивала ярче, то притухала. Я осмотрелся по сторонам и увидел на подоконнике какой-то черный прибор. Подошел, взял его в руки.

И тут же мне стало холодно. Прибор, который я держал в руках, оказался радиационным дозиметром.

Я тут же вспомнил и шлагбаум с постовой будкой, и шестерых военных, спевших нам рождественские колядки и получивших за это по банке консервов. Вспомнил я и биографию Димы, Маринкиного брата.

«Ах сволочь! – подумал я. – Он нас затащил в чернобыльскую зону. А мы тут зачали ребенка… О чем он думал! Это же его сестра! Вот тебе и экстремальный туризм! Он что, хотел показать, что настоящие традиции сохраняются только благодаря радиации?»

Я вернулся в спальню. Оделся, стараясь не разбудить Маринку. Снова зашел в залу.

Он спит на кухне! Мне очень захотелось взять что-нибудь тяжелое, пойти туда и стукнуть его по голове. Но ничего тяжелого в зале я не нашел. Я еще раз осмотрелся и, к своему удивлению, увидел Диму. Он заглянул в залу из передней. Он был одетый, а в руке сжимал за горлышко бутылку шампанского.

– Не спится? – спросил он негромко. На его лице появилась шаловливая улыбка.

– Ты куда нас привез? – сердитым шепотом спросил я.

Улыбка не исчезла с его лица. Он посмотрел мимо меня на вчерашний рождественский стол. Я понял, что он смотрит сейчас на дозиметр, оставленный мною на столе напротив шестого стула.

– Это же чернобыльская зона! – произнес я уже громче, не дождавшись от Димы ответа на свой предыдущий вопрос.

– Ты умеешь открывать шампанское беззвучно? – спросил он. – Ты же умеешь, я помню! На, открой!

Я взял в руки бутылку. А он кивнул мне внутрь залы, в сторону стола, мол, проходи и садись!

Мы сели за стол. Я снял с пробки фольгу, аккуратно скрутил оловянную проволоку, крепко соединявшую пробку с бутылкой. Потом аккуратными движениями хирурга потянул пробку на себя. А когда она уже пошла сама, под силой давления шампанского, стал придерживать.

– А теперь наливай! – прошептал он.

– А пить за что будем? – спросил я мрачно. – За Рождество в чернобыльской зоне?

Дима опять усмехнулся.

– Нет, за открытие нового маршрута экстремального туризма. Мое ноу-хау. Называется: «Русская рулетка в украинской провинции».

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что у меня пять таких мест. Одно – в чернобыльской зоне, четыре – в обычных селах, замаскированных под чернобыльскую зону. Это для новых русских, которые уже все видели и больше не умеют удивляться. Купил тур, получил номерок маршрута – и поехали! Кстати, зря ты чернобыльской зоны боишься! Знаешь, как радиация нервы успокаивает?

– Ты мне не ответил: это чернобыльская зона или нет?

– Не бойся, не чернобыльская.

Я с облегчением вздохнул и глотнул шампанского.

– Так ты что, все это специально для нас подстроил? Для острых ощущений?!

– Это мой вам рождественский подарок. Кстати, хотите следующее Рождество в одной шахте под Донецком с бастующими шахтерами отметить?

– На следующее Рождество у нас будет малыш, – спокойно и с уверенностью сообщил я Диме. – А ему вряд ли понравится в шахте с шахтерами…

– Ничего, – усмехнулся Дима. – Еще целый год впереди. Я для вас что-нибудь другое придумаю. Такое, чтобы и малышу понравилось!