Форма воды

Элиза вздыхает в подушку: пятница, и это значит, что новое кино начали показывать в «Аркейд синема», круглосуточном кинотеатре, расположенном под ее квартирой, и это означает новые диалоги, звуковые эффекты и музыкальные номера, которые ей придется интегрировать в свой ритуал пробуждения, если она хочет не подпускать к себе постоянные, останавливающие сердце страхи.

Вслед большой трубе вступают малые, несется вопль множества людей.

Элиза открывает глаза, смотрит на будильник, который показывает 22.30, затем на полосы света от проектора, что прорываются через щели в полу, словно лезвия, насыщая пыльные половики фантастическими киношными цветами «Техниколор».

Она садится и изгибает спину, ощущая холод.

Почему воздух пахнет какао?

К странному запаху присоединяется неприятный шум: сирена пожарной машины откуда-то с севера, от Паттерсон-парка. Элиза опускает ноги на ледяной пол, и наблюдает, как двигается и вспыхивает под ней свет проектора.

Новый фильм, по крайней мере, ярче, чем предыдущий, черно-белая картина под названием «Карнавал душ»[1], и разноцветное сияние, струящееся по ее ступням, позволяет на миг скользнуть обратно в сновидение, в мечту. Там у нее много денег, просто огромное количество, и раболепный продавец надевает ей на ноги одни цветастые туфли за другими.

«О, вы выглядите восхитительно, мисс. В такой обуви вы покорите мир».

Но увы, это мир покорил ее.

Никакое количество безделушек, купленных за пенни по гаражным распродажам и пришпиленных к стенам, не в состоянии скрыть попорченное термитами дерево или спрятать тараканов, что разбегаются, едва она включает свет.

Элиза выбирает не замечать все это – единственная надежда продержаться эту ночь, следующий день, последующую жизнь. Она отправляется на кухоньку, ставит таймер, бросает три яйца в ковшик с водой и бредет в ванную.

К омовению Элиза готовится с удовольствием, она медленно снимает пижаму, слушая, как набирается вода. Работающие дамы, которые порой оставляют женские журналы на столиках кафетерия, и бесчисленное количество статей научили ее тому, на каких частях тела стоит сосредоточить внимание.

Но груди и бедра не могут сравниться с пухлыми розовыми шрамами, что «украшают» ее шею с двух сторон.

Она наклоняется к зеркалу до тех пор, пока не ударяется о стекло обнаженным плечом. Каждый из шрамов длиной в три дюйма и тянется от яремной вены до гортани. Далеко-далеко продолжают надрываться сирены – она прожила всю жизнь, тридцать три года, в Балтиморе и в состоянии отследить маршрут любой пожарной машины.

Шрамы на ее шее тоже похожи на карту дорог, ведь так?

Карту мест, о которых лучше не помнить.

Если погрузиться под воду с головой, то звуки кинотеатра становятся еще громче.

«Умереть за Хамоса – значит жить вечно!» – кричит девушка из кино, и Элиза не может сообразить, слышит она именно эти слова или другие. Она мнет в руках кусочек мыла, наслаждаясь ощущением того, что она сейчас более мокрая, чем вода, такая скользкая, что может струиться через жидкость подобно рыбе. Впечатление от этой приятной мечты прижимается к ней, тяжело, словно тело мужчины, и это неожиданно, ошеломляюще эротично.

Она бывала на свиданиях, занималась сексом, все это было. Годы назад.

Если мужчина встречает немую женщину, то немедленно пытается этим воспользоваться. Никогда никто из них не пытался заговорить с ней, они просто хватали и держали, словно она, лишенная голоса точно животное, и была не более чем животным.

Мужчина из мечты, сколь бы иллюзорным он ни был, – лучше.

Но таймер, его инфернальное пиликанье разбивает на осколки мокрый теплый мир. Элиза вздрагивает, чувствуя себя смущенной не смотря на то, что она одна, и поднимается, ее конечности медленно сохнут. Она заворачивается в халат и шлепает на кухню, где отключает плиту и обнаруживает плохие новости на циферблате часов: 23:07.

И где она потеряла столько времени?

Она втискивается в наугад выбранный лифчик, застегивает попавшуюся под руку блузу, гладит взятую наугад юбку. В мечте она ощущала себя безумно живой, сейчас же столь же инертна, как те яйца, что охлаждаются на тарелке. В спальне тоже есть зеркало, но она выбирает не смотреть в него, просто на тот случай, что она в самом деле невидима.

3

Едва Стрикланд находит пятидесятифутовое судно в назначенном месте, он пускает в ход зажигалку, чтобы сжечь коммюнике от Хойта.

Стандартная процедура.

«Теперь весь лист черный, – думает он. – Весь лист полностью отредактирован».

Само судно, подобно всему остальному, оскорбляет его военные стандарты: это мусор, приколоченный к мусору. Дымовая труба напоминает измятую грязную жестянку. Шины, развешенные по бортам, выглядят спущенными, а единственный кусочек тени дает простыня, растянутая на четырех шестах.

Да, будет жарко. Это хорошо.

Поможет выжечь мучительные мысли о Лэйни, о холодном и чистом доме, о шепоте пальм за окном. Вскипятит мозг, превратит его в клубок ярости, с помощью которого только и можно выполнить эту миссию.

Грязная коричневая вода пенится под досками пристани.