Форма воды

Каждая пара висит на крохотном гвоздике, который она, обычный квартиросъемщик, не имела права вбивать. Времени почти не остается, но она все равно тратит его, чтобы выбрать лодочки «Дейзи» с голубыми кожаными цветками на гладком носке, и делает выбор неспешно, словно он имеет невероятное значение.

Так и есть.

«Дейзи» станут ее мятежом, восстанием, которое она понесет с собой этой ночью. Ноги – это то, что соединяет тебя с землей, и, когда ты беден, ни единого клочка этой земли тебе не принадлежит.

Она сидит на кровати, обуваясь.

Надевает туфли, словно рыцарь – пару стальных перчаток.

Шевелит пальцами, устраивая ступню, и позволяет взгляду скользнуть по комнате туда, где высится кипа черных, словно покрытых копотью пластинок. Большая часть их куплена много лет назад, и почти все несут воспоминания о радости и веселье, впрессованные вместе с музыкой в полимерный пластик.

«Голос Фрэнка Синатры»[12]: утро, когда она помогла регулировщику у школы спасти пушистых коричневых цыплят из-под канализационной решетки. «Прыжок на час» Каунта Бейси[13]: когда она увидела побитый жизнью бейсбольный мяч, редкий, как красноногий сокол, вылетевший из Мемориального стадиона и отскочивший от пожарного гидранта. «Звездная пыль» Бинга Кросби[14]: день, когда она и Джайлс смотрели на Стэнвик и МакМюррэя в «Запомни ночь»[15], сидя в кинотеатре внизу, и Элиза пролежала на кровати остаток вечера, гадая, смогла бы она, подобно сыгранной Стэнвик добросердечной воровке, отбыть заключение, если некто похожий на МакМюррея ждал бы ее освобождения.

Достаточно: это бессмысленно.

Никто не ждет ее, и никто никогда не ждал, и меньше всего – рабочее расписание.

Она надевает плащ, берет тарелку с яйцами.

Необычный запах какао становится сильнее, когда она выходит в короткий коридор, заваленный пыльными бобинами, содержащими неизвестно какие целлулоидные сокровища. Поворачивает направо, к соседней квартире, их всего две над кинотеатром. Стучит дважды, и после этого входит.

5

Примерно через час они отплывают.

Счастье, говорят проводники, сейчас сухой сезон, называемый в этих местах verâo[16]. Трагедия – сезон дождей; никто не осмеливается сказать Стрикланду, какое имя он носит. Наследие предыдущего сезона дождей – furos[17], переполненные водой протоки, позволяющие кое-где срезать путь по бесконечным извивам реки.

Эти петли через старицы превращают Амазонку в животное.

Оно мчится. Оно прячется. Оно набрасывается.

Энрикес вопит от восторга и орудует дросселем, и зеленые густые джунгли наполняются ядовитым черным дымом. Стрикланд мертвой хваткой держится за ограждение, смотрит на воду, коричневую, как молочный шоколад, с пеной цвета зефира.

Пятнадцатифутовые стебли слоновьей травы шелестят на берегах, двигаются, как спина исполинского просыпающегося медведя.

Энрикесу нравится передавать управление первому помощнику, чтобы он сам мог делать записи в журнале. Он хвастается, что пишет для того, чтобы издать книгу и прославиться, что каждый узнает имя великого исследователя Рауля Ромо Савала Энрикеса. Он ласкает кожу переплета, словно мечтая о фото автора, таком, где он лучится самодовольством.

Стрикланд душит свою ненависть, отвращение и страх. Все три мешают.

Все три выдают тебя.

Хойт научил его этому в Корее. Просто делай свою работу.

Идеальное чувство – не испытывать ничего вообще.

Однообразие тем не менее может быть самым тихим и незаметным убийцей в джунглях. День за днем «Жозефина» скользит по бесконечной ленте воды под кружащимися спиралями тумана.

Однажды Стрикланд смотрит вверх и видит большую черную птицу, напоминающую сальное пятно на синем небе.

Стервятник.

И теперь, когда птица замечена, Стрикланд видит ее каждый день, делающую ленивые петли в высоте, ожидающую его смерти. Стрикланд хорошо вооружен: «Стонер М63» в руках и «Беретта» модели семьдесят в кобуре, и его одолевает зуд пристрелить крылатую тварь.

Стервятник – это Хойт, он наблюдает.

Стервятник – это Лэйни, она говорит «до встречи».

Он никак не может определиться.

Плавание в ночное время опасно, так что вечером судно обязательно встает на якорь. Стрикланд предпочитает оставаться в одиночестве на носу: пусть команда шепчется, пусть indios bravos смотрят так, словно он – явившееся из Штатов чудовище.

Этим вечером луна напоминает огромную дыру, прорезанную в плоти ночи, чтобы открыть бледную, сверкающую кость, и он не замечает, как подкрадывается Энрикес.

– Вы видите? Резвящееся розовое?

Стрикланд злится – не на капитана, на себя.

Солдат должен следить за своей спиной. И еще его застали пялящимся на луну.

Это так женственно; нечто подобное могла делать Лэйни во время прогулки под ручку.

Он пожимает плечами, надеясь, что Энрикес уйдет прочь, но тот лишь машет своим журналом. Стрикланд смотрит туда, куда указывает капитан, и видит нечто скользнувшее по поверхности воды, породив каскад брызг.

– Boto[18], – говорит Энрикес. – Речной дельфин. Что вы думаете? Два метра? Больше? Только самцы такие розовые. Нам повезло, что мы увидели его. Не любят общества. Самцы держатся поодиночке.