Последствия таких провинциальных расширений для искусств и ремесел метрополии в целом благоприятны. Возможности, доступные для испанских архитекторов, художников и скульпторов в колониях, ведут к росту их числа. Так, центром золотого века испанской живописи в XVII столетии была Севилья, главный порт трансатлантического судоходства, а не новый двор в Мадриде, который часто переманивал свои величайшие таланты из севильской школы. Подобным же образом и расцвет греческой архитектуры в V веке до нашей эры отчасти зависел от благоприятных условий предшествовавшей ему экспансии греческих городов в колонии Западного Средиземноморья. Очень похожим образом от расширения колоний выиграла имперская архитектура Рима: гигантское увеличение строительных потребностей государства стимулировало устойчивый рост как числа, так и профессионального качества римских архитекторов. Эти корреляции нельзя доказать напрямую, их можно распознать лишь через параллели с относительно недавними событиями. И если они имеют место, то их следует отнести к числу тех немногих случаев, когда экономическая ситуация и художественная деятельность людей тесно взаимосвязаны.
Историки экономики обсуждали идею корреляции между расцветом искусств и экономическими кризисами [12]. Испанский пример связи между художественными достижениями и изобилием возможностей для творчества, безусловно, иллюстрирует подобную корреляцию — ведь XVII век в Испании был временем огромных экономических трудностей, на фоне которых шел непрерывный расцвет живописи, поэзии и театра. Но чтобы объединить эстетические события в одной общей перспективе, скажем, что колониальная или провинциальная стагнация — это оборотная сторона динамики метрополии, что одно подкрепляется другим в общем региональном единстве. Если так, то каждый очаг, каждый центр новаторства нуждается в наличии обширной провинциальной базы для поддержки и потребления своей продукции. Поэтому для каждого расширенного класса вроде готического искусства XIII века в Средиземноморье мы обнаруживаем целый мир реплик в Неаполе или на Кипре. Они различаются региональным акцентом, но при этом указывают на общий центр происхождения, будучи копиями изобретений, сделанных в новых городах Северо-Западной Европы, в Южной Англии или Северной Франции без малого столетием ранее.
БЛУЖДАЮЩИЕ РЯДЫС подобными реплицирующими расширениями в провинции и колонии не следует путать классы, чье продолжающееся развитие, по-видимому, требует периодических изменений среды. Лучшие примеры такого рода блуждающих рядов дают очень крупные классы, такие как романская и позднеготическая средневековая архитектура или живопись Ренессанса, маньеризма и барокко в Европе, где можно заметить удивительно схожие сдвиги очагов изобретения. Они происходят с приблизительным интервалом в девяносто лет, когда вся географическая группа центров новаторства смещается к новым основаниям.
Один симптом принципиальных изменений — хорошо известные в средневековой архитектуре движения от аббатств к городским соборам. Другой — перемещение центров сосредоточения лучших художников из маленьких городов-государств Центральной Италии во дворцы XVI века и в процветающие торговые города XVII века.
Одно из объяснений, сводящее искусство к части экономической истории, заключается в том, что художники следуют за центрами власти и богатства. Это неполное объяснение, поскольку центров власти и богатства обычно намного больше, чем центров больших художественных перемен. Художники часто тяготеют к не самым крупным центрам власти и богатства, таким как Толедо, Болонья или Нюрнберг.
Несмотря на кажущееся одиночество изобретателя, ему требуется среда; его должны стимулировать другие умы, увлеченные теми же вопросами. Одни города рано смирились с наличием гильдий художников, создав тем самым прецедент и среду для их постоянного присутствия. В других городах пуританская или иконоборческая традиция долгое время отвергала искусство своего времени как бесполезное или легкомысленное. Некоторые города напоминают о своих контактах с большими художниками на каждом шагу: Толедо и Амстердам до сих пор несут на себе следы присутствия своих великих живописцев XVII века; Брюгге сформировал и был, в свою очередь, сформирован многими поколениями художников; величайшие архитекторы создали городскую среду Флоренции и Рима. Художнику нужно не просто покровительство; ему необходима связь с работой мертвых и живых собратьев, увлеченных теми же проблемами. Гильдии, кружки, артели и мастерские — важнейшее социальное измерение бесконечного феномена художественного обновления; они складываются преимущественно в благоприятном окружении, сочетающем ремесленные традиции с близостью к власти и богатству. Поэтому медленное перемещение центров новаторства из одного региона в другой невозможно адекватно объяснить одной лишь экономической привлекательностью; стоит поискать и другие мотивы.