Форма времени: заметки об истории вещей

Вместо того чтобы занимать место обозрением циклических концепций «необходимых» исторических длительностей, относящихся к другой области спекуляций, мы можем более пристально рассмотреть периоды, которые, как говорят, соответствуют «рабочим» длительностям и интервалам в истории вещей. Год, несомненно, имеет значение – он заключает в себе круговорот сезонов. В его протяженность вписывается множество работ. За год человеческое тело становится заметно старше, и год за годом выстраиваются детальные перспективные планы.

Римский пятилетний lustrum снова оказался ныне востребован в экономическом планировании социалистических государств. Это, безусловно, более удобный интервал для человеческих дел, чем десятилетие, которое слишком длинно для практических планов и слишком коротко для подведения итогов. Десятилетие – это всего лишь десятая доля столетия. И десятилетие, и столетие – произвольные интервалы, а не рабочие длительности. Другие цивилизации предпочитали более короткие длительности вроде 52-летнего периода у народов Мексики, состоявшего из четырех индиктов по тринадцать лет каждый. Это примерно соответствует длительности взрослой жизни человека. Совпадение могло быть случайным, так как 52-летний цикл был построен для астрологического использования крестьянами путем совмещения солнечного года с ритуальным земледельческим годом длиной в 260 дней.

Больший смысл, чем век, имеет длина человеческого поколения. Она вычисляется по-разному в соответствии с разными целями и в разные периоды: в демографических исследованиях оценивается в 25 лет, а в общей истории – в 32–33 года. Бóльшая длительность, вероятно, лучше соответствует ходу обычных событий, а меньшая совпадает с простым процессом биологического замещения. Три поколения составляют около века, и можно решить, что подобный цикл был бы полезен в наших исследованиях, так как он соответствует революциям в моде, когда вкус бабушек и дедушек в одежде и мебели сначала отвергается детьми, а потом вновь обретает актуальность для поколения внуков. На практике, однако, эти циклические возвращения моды требуют менее полувека и подвержены искажающему вмешательству событий в других областях, как это показали Крёбер и Ричардсон в своем замечательном исследовании женской моды начиная примерно с 1650 года[60].

Индикт как модуль

У нас нет привычной календарной длительности, соответствующей продолжительности одной жизни (исключение – библейские «три по двадцать и десять») или статистической оценке длины поколения (25–33 года). Разумеется, обе эти длительности за прошлый век изменились. Ожидаемая продолжительность жизни до 1800 года не слишком отличалась от ожидаемой продолжительности жизни палеолитического человека, который при рождении, как римляне или французы при ancient regime[61], мог ожидать от нынешнего оценщика страховых рисков не более двадцати пяти лет. В свое время людей, конечно же, это не пугало: одни доживали до старости, другие умирали молодыми, но никто не вел сколько-нибудь точной статистики. Поэтому отрезки человеческой жизни были во многом такими же, как и сегодня: шестью обычными возрастными классами были младенцы, дети, подростки, молодые, зрелые и пожилые люди. Из них нас интересуют только последние четыре, охватывающие продуктивный жизненный период художников и ремесленников – начиная примерно с 12–15 лет. Таким образом, продолжительность трудовой жизни человека искусства можно оценить примерно в шестьдесят лет, из которых в полную силу, по-видимому, используется только пятьдесят. Мы можем принять за обычную длительность жизни художника не любое число больше шестидесяти, а 50–60 лет. Ее четыре периода – подготовка, затем ранняя, средняя и поздняя зрелость – длятся около пятнадцати лет каждый и напоминают индикты римского календаря, а также кульминационные периоды в психологии развития. В любом случае термин «индикт» лучше «декады» в конвенциональном употреблении. Декада настолько коротка, что часто не соответствует значимым сдвигам в творчестве художника. Периоды длиннее индикта тоже их упускают: нечто большее, чем десять лет, и меньшее, чем двадцать, наилучшим образом соответствует как жизненно важным периодам биографии, так и решающим этапам в истории форм.