Форма жизни

Эрих стягивает с Мортэма его виниловый килт, расстёгивает штаны под ним, спускает их до колен, потом разворачивает зомби спиной к себе и, чуть надавив на плечи, принуждает встать на колени. Мортэм подчиняется без рвения, без готовности, без сопротивления. Эриху кажется, будто он сам — ребёнок, который играет с куклой в рост человека.

Он наклоняет Мортэма так, что тот утыкается переносицей в скользкую крышку криокамеры.

В тишине кельи и едва слышном гуле каких-то приборов вжикнула молния на ширинке джинсов.

Гребень белых волос Мортэма ложится в руку Эриха так же удобно, как скальпель. Резугрема прошивает судорогой, он запрокидывает голову назад.

Внутри Мортэм тесный — наверняка до Эриха никто не был с ним «сверху» — и прохладный. Приходится дёрнуться несколько раз, чтобы полностью войти в него. Живому бы было больно. Мортэму всё равно. Крупное тело резонирует от толчков Эриха, но не отвечает ни протестом, ни приближением.

Эрих двигается по заданной раз и навсегда траектории. Секс никогда не лишал его способности анализировать — здесь и сейчас, секс — та же математика, секс с мёртвым исключает ошибку в расчетах.

Физическое удовольствие — лишь всплеск серотонина в подкорке.

Эриху важнее осознание власти. Отношения хозяин-подчиненный, нет, создатель-творение.

Круг замкнулся.

Эрих наклоняется к бритому затылку Мортэма и касается языком ямки, где череп переходит в шею. Немного прикусывает выступающие позвонки чуть ниже.

Кончил Эрих не в Мортэма — на молочно-белую спину зомби, капли спермы были похожи на капли пота.

Мортэм не двигался. Белёсые капли медленно стекали по крепким ягодицам.

— Можешь встать и одеться, — пробормотал Эрих.

Зомби покорно распрямился и привёл в порядок свою одежду.

Он не проронил ни звука, а биолог расслабленно и лениво следил за его спокойными и чуть заторможенными, как у сомнамбулы, движениями.

Эрих всё-таки решился взглянуть в его глаза, и на мгновение ему показалось, что в них мелькнула настоящая ярость. Чушь. Зомби класса Бета не испытывают абсолютно никаких эмоций.

Эрих прикоснулся электрошоком к сонной артерии зомби, не нажимая кнопку, и прошептал:

— Вот видишь, мой мальчик. Всё очень просто. Ты — совсем не тот, кто может сопротивляться мне. Никогда не забывай о том, что ты есть. Зомби.

Эрих поправил свою одежду, застегнулся и вышел из кельи.

Мортэм остался один. И без какого бы то ни было приказа, самостоятельно и медленно сел на крышку криокамеры, склонив голову.

14 глава

Лорэлай тихонько выругался вслед Эриху. Проклятье. Как не вовремя он явился. А если бы решил проверить, чем занят подопечный, какую именно информацию вздумалось найти? К счастью, Эрих воображает Лорэлая беспомощной капризной куклой.

К счастью…

Лорэлай усмехнулся. Когда-то — о, много лет назад! — он цеплялся за Эриха как за единственное близкое существо. Он никогда не любил слишком рациональных людей, он представлял своего гипотетического любовника совсем другим. Интрижки в театре и опере при жизни были просто баловством. Лорэлай приглядывался к правителям соседних колоний. Которые, кстати, наперебой признавались ему в любви и обещали увезти на свои планеты и вылечить его от страшного, непобедимого недуга. Лорэлай выбирал и тянул время. Пока не достался какому-то учёному сухарю, похожему на засушенный цветок бессмертника.

Несправедливо.

Вдвойне несправедливо, что его, Диву, держат взаперти, как экспонат в музее. Эрих — коллекционер, и к своему «шедевру» относится точно к украденной картине.

Украденной, вот именно. Лорэлай не просил оживлять его. Но страх, преданность и жалобы на не-жизнь были правдивы только первые годы.

Потом Лорэлай увидел плюсы своего нынешнего положения. Особенно когда случайно встретился в «Гранд Опера» с одним из своих бывших любовников, которого помнил стройным крепким юношей, обладавшим лирическим тенором, нежным и лёгким, как шёлковое покрывало. За пятнадцать лет это дивное создание превратилось в безобразно расплывшегося мужика со следами алкоголизма и постоянных депрессий на одутловатом лице. А Лорэлай остался прежним. Даже стал лучше — исчезли возрастные морщинки на лице, тело стало гибким и грациозным, как у кошки, и, откуда ни возьмись, появился какой-то странный, магический шарм. Все преимущества живых — чувства, свободная воля, сохраненный разум и способность заниматься сексом, плюс все преимущества мёртвых — отсутствие голода, усталости, болезней, старения, да ещё возможность сознательно воздействовать на людей так, что они могли потерять сознание — разве это не везение? Недоставало малости — возможности утолять неизбывную жажду крови. И свободы. Настоящей свободы, а не попустительства Хозяина по отношению к любимой породистой собачонке.

Конечно, Лорэлай продолжал изображать страдания, частично почерпнутые из старинных книг о вампирах и прочей нежити. Но спектакль надоел.

Пришла пора действовать.