Дорогой Мелвин Мэппл,
Я не нахожу слов, чтобы выразить, как ошеломило меня Ваше последнее письмо. Отвечаю по горячим следам, что, думаю, не помешает мне позже обдумать его на трезвую голову.
Вы просите у меня прощения. За что мне Вас прощать? Прощение предполагало бы обиду. Но Вы меня ничем не обидели.
Я слышала, что для американцев ложь сама по себе – худшее из зол, если можно так выразиться. Но не забывайте, что я европейка: ложь для меня оскорбительна, только если кто-то может от нее пострадать. А здесь я не вижу пострадавших. Правда, американские солдаты мне бы наверняка возразили и, скорее всего, были бы правы. Но это меня не касается.
Люди сказали бы, пишете Вы, что я осталась в дураках. Я так не считаю. Я живой человек и вижу то, что у меня перед глазами. То, что Вы показали мне в Ваших письмах, – реальность, только иначе изложенная. Из Вашего ада Вы создали другой ад. И меня не волнуют возмущенные вопли правдолюбов, по мнению которых недопустимо сравнивать ужас иракской войны с ужасом жизни в ожиревшем теле, цитирую Вас, «прозябающем на складе шин при родительском автосервисе». Эта метафора, видимо, напрашивалась сама собой, а стало быть, имела для Вас смысл, и Вы испытали потребность призвать в свидетели человека, поразившего Вас своей приверженностью к традиционной почте. Увидеть Вашу историю написанной чернилами на бумаге кем-то посторонним, – только так Вы могли облечь ее в реальность, которой Вам так нестерпимо недостает.
«Вы точно так же ответили бы мне, скажи я правду», – пишете Вы. Этого мы знать не можем. Да, я бы Вам ответила. Точно так же? Трудно сказать. Ваша весьма смелая метафора хороша тем, что красноречиво показала мне всю беспросветность Вашей жизни. Напиши Вы все как есть, без прикрас, поняла бы я? Надеюсь.
Если это Вас утешит, могу сказать, что Вы – далеко не первый мифоман, обратившийся ко мне. Да Вы и не совсем мифоман, ибо Ваш вымысел осознан, и то, что Вы первый сами себя добровольно разоблачили, – тому доказательство. Мне пишут разные люди: одних я ловила на лжи с первого письма, других года по четыре не могла раскусить, а есть и такие, кому до сих пор удается вводить меня в заблуждение. Впрочем, повторюсь: к мифомании, если она никому не во вред, я отношусь совершенно спокойно.
Хочу также Вас поздравить: Ваша мистификация была столь блестящей, что, если бы Вы не признались, сама бы я никогда не смогла ее раскрыть. Браво. Каждый писатель – немного мошенник, так что я, как коллега коллеге, отдаю Вам должное. Когда бездарный мифоман шлет мне ложь, шитую белыми нитками, это меня удручает. Обман, как игра на скрипке, требует виртуозности: чтобы выступить с сольным концертом, мало быть просто хорошим скрипачом. Великим – или никаким. Низкий поклон Вам как большому мастеру.
Искренне Ваша