Формалин (СИ)

Два года слились в череду нескончаемых миссий и тренировок. Восьмой практически свыкся со своим именем и без проблем отзывался на него.

Он старался успеть как можно больше, уйти как можно дальше, осмотреть весь мир. Чего он только не видел на миссиях! И радужные снега, и невероятных размеров насекомых, и ещё более странных людей, чем в Конохе — всего этого было в достатке.

И каждый раз, возвращаясь в клановый квартал к Хинате, он понимал, что она всё ещё самая родная для него в этом сумасшедшем мире.

Он не позволял себе нежности рядом с ней, не брал за руку. Обнимал очень осторожно, едва касаясь. Млел от мягких поцелуев и мог лишь мечтать о чём-то большем. Из страха навредить Восьмой мог только смотреть на свою жену, когда она спала. Но даже этого хватало, чтобы ощущать себя почти счастливым.

Когда в деревню вернулся Узумаки, бывший другом Хинаты, Восьмой ощутил укол ревности. Наруто позволял себе всё то, чего не мог он сам: объятия, прикосновения и смех.

И эта ревность разгорелась бы диким пожаром, если бы у Узумаки в скором времени не появилась невеста.

Жрица Шион до боли была похожа на Хинату, но не была ею.

***

Третье полное ужаса воспоминание появилось после разрушения Конохи.

На самом деле, Восьмому было плевать на деревню. Он немного волновался о соклановцах, к которым успел привыкнуть, и о садике, который полюбил всей душой.

И его сердце сжималось от мысли, что с Хинатой могло что-то произойти. Поэтому когда он в чёрно-белом мире бьякугана увидел слабый огонёк её чакры, то кинулся к нему без разбора.

Пламя чакры в её теле едва трепыхалось. Но она была жива. Жива!

В ту ночь он нарушил собственное правило и всё-таки прикоснулся к Хинате. Они занялись любовью как дикие звери, скрытые лишь тонкой тканью ненадёжной палатки.

Восьмой смотрел в прекрасные глаза своей жены и видел в них отражение собственного желания.

Она была не против.

***

В медитации перед новой мировой войной шиноби Восьмой принял своё новое имя. На адаптацию у него ушло несколько больше времени, чем говорили: не пара месяцев, а два года. Он уже даже не был уверен, что находится в симуляции. Могло ли быть так, что вся его прошлая жизнь — лишь хорошо запомнившийся сон?

Сражение в объединённой армии шиноби запомнилось Неджи постоянным напряжением. Особенно оно скапливалось в уголках глаз: бьякуганы начинало печь от малейшей подачи чакры.

Неприятно, но терпимо. Его «волшебное» зрение позволяло отделять врагов от друзей, а потому Неджи пришлось попрощаться со сном. Доходило до того, что он просто выключался на полчаса, потому что мозг требовал передышки.

Белые человекоподобные твари лезли из всех щелей. И в какой-то момент всё прекратилось: тело Неджи обвили гибкие белые ленты, дышать стало нечем.

Сознание померкло.

***

— Мозговая активность высокая, центры… по идее, он должен нас слышать.

Это было давно забытое ощущение: в глотке у него что-то находилось. Он хотел было вскочить, отпрыгнуть, да хотя бы открыть глаза — и не смог.

— Эй-эй, Восьмой, как себя чувствуешь? О, ты и правда меня слышишь! С добрым утром, красавица!

«Нет, нет… нет. Верни меня. Верни меня!» — думал Неджи.

Собственная беспомощность била по нервам. Два года в шкуре шиноби сделали из него совершенно другого человека, и теперь невозможность пошевелиться была подобна смерти.

Нет. Она была хуже смерти!

Пищали приборы, провода по-змеиному вились вокруг. С глаз сняли повязку, и чернота с плавающими кругами превратилась в ослепительный свет.

— Мы тут тебя немного подлатали, — ухмылялось пятно с очертаниями давнего знакомого. — так что сейчас будет больно. Терпи!

Глотку разрывало. Неджи с облегчением ощутил, как из него вытащили трубку. Первые вдохи обрывались кашлем, попытки сказать хоть что-то превращались в хрипы. Учёный заинтересованно щурился.

— О, да ты ещё и в своём уме! Потрясающе! Чего хочешь?

— В-вер…

— Да-да?

— Верни!

— Мы тебя еле откачали, друг мой, какое «верни»? Нет уж, нет уж.

Неджи дёрнулся, часть проводов натянулась так, что едва не выскочила из его головы.

— Эй-эй, спокойнее! — забеспокоился учёный. — А ну прекрати! Чёрт бы тебя побрал, Восьмой!

В руку Неджи впился шприц, от места укола тотчас распространился жар. Приборы заверещали ещё противнее, а учёный зашёлся руганью.

В следующее мгновение Неджи выпал из кокона прямиком на руки своим сокомандникам. Под сердцем у него вновь пульсировал очаг чакры.

***

— Что значит «её нет»? — удивился Неджи.

— То и значит, — призывной мопс Хатаке почесал за ухом. — Нет её, и всё. Совсем нет, как будто она в призывном мире.

— Кацую не перемещала её, — нахмурилась Тсунаде. — Я уже общалась со слизнем. Последнее, что она помнит — это то, как Кагуя швырнула Хинату в портал.

— Да он может вести куда угодно! — всплеснул руками Узумаки.

Импровизированное собрание по поводу пропавшей Хинаты длилось уже довольно долго. Сначала клоны Узумаки прочёсывали лагеря шиноби, затем Наруто вошёл в режим отшельника и принялся искать девушку по следу чакры. Члены клана Хьюга с квадратными от усердия глазами скакали тут и там с той же целью.