Это мог бы сказать любой психолог Европы или Америки. Но не каждый психотерапевт может так вывернуть человека, как это случилось однажды с Кастанедой в доме дона Хуана. Дело в том, что дон Хуан учил Карлоса самым разным психическим и телесным упражнениям — с целью вывернуть его сознание наизнанку и научить видеть, то есть воспринимать мир так, как хотелось старику. Теоретически Кастанеда по своему внутреннему физиологическому устройству видеть мог. Но не видел. Старик старался найти причину. И нашел ее в болезненном, вытесненном из памяти детском воспоминании. Индеец понял, что Кастанеда когда-то кому-то дал некое обещание на фоне сильного переживания, и этот психологический блок теперь мешал ему.
«…Он быстро и совершенно неожиданно взял мою голову в свои руки, зажав ладонями мои виски. Его глаза стали сильными, когда он взглянул в меня. Без испуга я сделал глубокий вдох ртом. Он позволил моей голове откинуться, пристально глядя на меня. Он выполнил свои движения с такой скоростью, что некоторое время, пока он не ослабил хватку и не откинул мою голову, я был еще на середине глубокого вдоха. Я почувствовал головокружение, неловкость.
— Я вижу маленького мальчика, — сказал дон Хуан после паузы.
Он повторил это несколько раз, как будто я не понимал. У меня было чувство, что он говорил обо мне, как о маленьком кричащем мальчике, поэтому я не обратил на это должного внимания.
— Эй! — сказал он, требуя моего полного внимания. — Я вижу маленького кричащего мальчика».
Кастанеда ничего не понимал:
«Я спросил его, был ли этот мальчик мной. Он сказал, что нет. Тогда я спросил его, было ли это видение моей жизни или просто памятью из его собственной жизни. Он не ответил.
— Я вижу маленького мальчика, — продолжал он. — Он кричит и кричит.
— Я знаю этого мальчика? спросил я.
— Да.
— Он мой маленький мальчик, сын?
— Нет.
— Он кричит теперь?
— Он кричит теперь, — сказал он с уверенностью.
Я подумал, что дон Хуан видел кого-то, кого я знал, кто был маленьким мальчиком и кто в этот самый момент кричал. Я назвал по именам всех детей, которых я знал, но он сказал, что те дети не имели отношения к моему обещанию, а ребенок, который кричал, имел очень большое отношение к нему.
Утверждение дона Хуана казалось нелепым. Он сказал, что я обещал что-то кому-то в моем детстве, и что ребенок, который кричал в этот самый момент, имел большое отношение к моему обещанию. Я говорил ему, что в этом нет смысла. Он спокойно повторял, что он видел маленького мальчика, кричащего в этот момент, и что маленькому мальчику было больно. Я старался подогнать его утверждения под какой-нибудь правильный образ, но не мог установить их связь с чем-нибудь, что я сознавал.
— Я отказываюсь, — сказал я, — потому что я не помню, что я давал важное обещание кому-нибудь, меньше всего ребенку. Он снова прищурил глаза и сказал, что этот особенный ребенок, который кричал точно в этот момент, был ребенок моего детства.
— Он был ребенком во время моего детства, и тем не менее он кричит теперь?
— Он — ребенок, который кричит теперь, — настаивал он.
— Это не имеет смысла. Как может он быть ребенком теперь, если он был ребенком, когда я сам был ребенком?
— Это ребенок, и он кричит теперь, — повторил он упорно.
— Объясни это мне, дон Хуан.
— Нет. Ты должен объяснить это мне.
Хоть убей, я не мог понять того, о чем он говорил».
Эта психологическая пытка продолжалась довольно долго. И вдруг гнойник прорвался:
«— Он кричит! Он кричит! — Дон Хуан продолжал говорить в гипнотизирующем тоне. — И он держит тебя теперь. Он крепко сжимает. Он обнимает. Он смотрит на тебя. Ты чувствуешь его глаза? Он становится на колени и обнимает тебя. Он моложе тебя. Он подбегает к тебе. Но его рука сломана. Ты чувствуешь его руку? У этого маленького мальчика нос выглядит подобно пуговице. Да! Это нос пуговицей.
В моих ушах появился гул, и я потерял ощущение реальности. Я больше не находился в доме дона Хуана. Слова «нос пуговицей» сразу бросили меня в сцену из моего детства. Я знал мальчика с носом-пуговицей! Дон Хуан незаметно продвинул меня в одно из наиболее темных мест моей жизни. Я теперь знал обещание, о котором он говорил! У меня было ощущение отчаяния, благоговения перед доном Хуаном и его великолепным маневром. Как, черт возьми, он узнал о мальчике с носом-пуговкой из моего детства?