Формула Бога. Восхождение

— Спасибо, Михалыч, — едва ли не впервые за время обратился атлет к Левушке по отчеству, — надеюсь, что твой оптимизм имеет прочную фундаментальную основу.

— Не сомневайся. И все же, Захар, может быть, ты передумаешь? Ну что тебе даст эта командировка? Ну, поживешь ты рядом с ней, лежа на половичке, ну, вырастет она, состарится, может даже и к нам попадет. Она уже будет совсем другой. Совсем не той, какой ты ее знаешь сейчас. И потом, как ты собираешься ее делить с Кругловым, который на нее, кстати, чисто биологически, имеет куда больше прав, чем ты?

— Несущественно, — отмахнулся тот, кого звали Захаром, — как-нибудь поделим. Сейчас — главное, быть рядом с ней, в наиболее сложные для нее времена. Ради меня она не жалела ни своего здоровья, ни жизни. Поверь, это дорогого стоит. Я желаю тебе найти такого же спутника. Впрочем, мне кажется, он у тебя уже есть, не так ли? — хитренько прищурился он, оглядывая Вершинина с ног до головы. Майор разом покраснел и принялся лепетать нечто невразумительное, типа, что все это не так, а если и так, не правильно понято, а он белый и пушистый никому ничего такого не обещал, и вообще все это выдумки. Потом, спохватившись, что своими речами только отнимает время у той, для которой эти последние минуты на вес золота, резко заткнулся, и отвернувшись отошел в сторонку.

Захария придвинулся к девушке вплотную, взяв ее узенькие ладошки в свои руки, где они полностью и скрылись.

— Дорогая Ирия, — обратился он к ней и тут же запнулся на мгновенье, но потом справился с собой и продолжил, повторив сызнова. — Дорогая Ирия! Я давно уже хотел тебе сказать, но все не решался. Да ты и сама уже, наверное, догадываешься, что я хотел сказать.

Ирия опустила голову с чуть подрагивающими от волнения ресницами, но ничего не сказала, отдав инициативу говорившему. Он понял это как ожидание его дальнейших слов, поэтому продолжил:

— Я хотел сказать, что за почти четыре тысячи лет не смог найти девушку, которая бы завладела моим сердцем так, как это сделала ты. Я хочу сказать тебе, что люблю тебя и прошу выйти за меня замуж…

— Ты считаешь, что сейчас самый подходящий момент для подобных признаний? — тихо спросила она, не поднимая головы.

— Другого момента, в ближайшие 10–12 лет, мне вряд ли удастся найти. Я хочу уйти в этот последний поход, зная, что на далеком-далеком берегу меня будет ждать та, для которой я хоть немного не безразличен.

— Когда отец узнал, что ты опять отбываешь в командировку, чтобы спасти свою дочь, он сначала задумался, а потом сказал, что ты правильно все сделал. А высокие чувства всегда проверяются разлукой…

— У тебя умный отец.

— Да. Он так же говорит про тебя. И я понимаю его, когда он уходит и возвращается с очередного задания, а мать все свободное время стоит у окна и ждет, ждет, ждет.

— Десять-двенадцать лет пролетят незаметно, как один вздох…

— Лишь бы он был не последним, — перебила она его. — А я, как и моя мать жду тебя уже много-много лет, стоя у окна.

— Помнишь, я подарил тебе зажигалку и сказал, что она со смыслом?

— Конечно. Она всегда при мне теперь.

— Ты и сама догадываешься о ее смысле, но я все же скажу. Он, Стойкий и Оловянный, прошедший сквозь сражения и потери, и она прекрасная и воздушная, прыгнувшая к нему в пламя камина, сгорают в нем, превратившись в один кусочек оплавленного металла. Но это в сказке. А я хочу, чтобы у нас тобой было, как в этой зажигалке. Мы — горящие в пламени взаимной любви горя душой, не сгорали телом. И чтобы так длилось вечно. Твои руки обвивают мою шею, я мои твой тонкий стан.

— Ух, ты, как красиво! — выдохнула она, подняв к нему свою голову.

— Тогда, скажи: согласна ли ты быть моей Прекрасной Балериной до конца моей жизни?

— Почему только твоей?! Нашей.

— Тогда, держи, — правильно поняв ее последние слова, сказал он, доставая из нагрудного кармана маленькую коробочку.

— Что это? Мне? — спросила она чуть кокетливо, но ушки у нее при этом порозовели.

— Открой.

Девушка открыла коробочку. Там на бархатном язычке подставки сияло, переливаясь всеми цветами радуги колечко.

— Обручальное?! — дрожащими губами спросила она.

— Нет. Заручальное.

— Как это? — недоуменно поинтересовалась она.

— У мамы спросишь. Она наверняка знает.

— Скажи сейчас. Ну, пожалуйста!

— Его со сватами посылает жених той, которую хочет взять замуж. Если невеста не согласна выйти замуж, она возвращает его жениху.

— А если согласна?!

— То надевает его на безымянный палец правой руки. А когда выходит замуж, то меняет его, уже на обручальное.

Ирия не говоря ни слова надела кольцо на указанный Захарией палец.

— Спасибо, — прошептал он ей в самое ухо. — Я хотел, чтобы ты меня провожала в звании официальной невесты.

С этими словами, он притянул ее еще ближе к себе и обнял, намереваясь завершить начатое, поцелуем. Она на целое мгновенье расслабилась в его сильных руках и ноги ее стали подкашиваться от наступившего желания, но увидев в стороне маячившую долговязую фигуру, быстро опомнилась, зашептав:

— Что ты?! Пусти! При посторонних!? Он же все слышит! Мамочка моя, неудобно-то как!