Формула Бога. Восхождение

Захария, привычный за тысячи лет к церковной обстановке стоял неподвижным столбом, уперев взгляд в одну ему видимую точку пространства. Казалось, он весь погрузился в свои думы, не замечая окружающей обстановки. Его спутница, напротив, не столько молилась, сколько озиралась по сторонам, с любопытством разглядывая фрески на стенах, что впрочем, не мешало ей время от времени накладывать на себя крест. Незаметно к ним сзади подошел служка, тот самый, которому Гермоген что-то наставительно шептал только что. Обращаясь к Захарии, он тихим шепотом попросил его со своей спутницей задержаться после окончания обедни для беседы с «преосвященным», как он назвал Гермогена. Захария на такое приглашение лишь утвердительно кивнул, его спутница тоже никак не выразила своего несогласия. Когда, последние, из причастившихся, покинули храм, Гермоген подошел к Захарии с Ирией. Подойдя к ним почти вплотную, патриарх окончательно узнал Захарию. Он склонился перед ним в поясном поклоне и поцеловал, слегка упирающуюся в смущении руку ангела, при этом прося:

— Благослови отче, раба Божьего Гермогена!

— Благославляю тебя честной муж, — чинно ответил ему Захария, крестя другой рукой склоненное чело патриарха. Ирия открыв в изумлении рот и распахнув глаза, молча, наблюдала эту, непривычную ей сцену. Однако, несмотря на внешнюю абсурдность происходящего, на самом деле все было достаточно логичным. Ангел, который в свое время составлял одно целое с самим Андреем Первозванным — считающимся первооснователем христианства на Руси, в сложной иерархии почетных церковных званий, стоял на куда более высокой ступени, чем один из патриархов, хоть и признанный, в свое время, святым мучеником.

— Поведай, отче, что привело тебя в наш храм?

— Дела мирские, сын мой, — в тон ему ответил Захария и повторил, — дела мирские. Вот познакомься, моя спутница — Ирия, будущий воин ангельского спецназа.

Гермоген с улыбкой протянул руку Ирии, а та с круглыми как у галчонка глазами не зная, что ей делать — то ли целовать протянутую руку, то ли просто пожать, после секундного замешательства все же коснулась ее своими губами, чем опять вызвала улыбку умиления на устах старца.

— Прошу вас, не откажите и окажите мне честь своим присутствием, — сказал он и сделал приглашающий жест в один из церковных притворов. Крошечный притвор являл собой маленькую и низенькую комнатку, куда с трудом уместились две лавочки со столиком между ними. Здесь обычно отдыхают священники в перерывах во время длительных богослужений.

Сели. Патриарх по одну сторону — Захария со своей девушкой по другую. Заботливые служки тут же внесли поднос с просфорами и небольшими рюмками с налитым в них кагором. Гермоген, повертел носом бывалого человека, учуяв от гостей неслабый запашок от уже выпитого, но ничего не сказал.

— Не откажите в причастии, отче, — все так же смиренно попросил он Захарию.

Тот без тени смущения и на полном серьезе, взяв в одну руку просфору а в другую сосуд с кагором произнес низким негромким голосом:

— Примите, ядите, сие есть тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов, — и с этими словами поднес к губам священника просфору. А после того, как тот откусил от нее малую толику, продолжил, поднося уже кагор. — Пийте от нея вси, сия есть кровь Моя нового завета, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов.

Не дожидаясь особого приглашения, сам взял в руки другую рюмку с просфорой уже для себя и, увидев, что Ирия повторяет за ним все движения, тихонько толкнул ее ногу под столом, опасаясь, что та сейчас полезет чокаться. Но Ирия была умной семидесяти шести летней девочкой, поэтому не упала в грязь лицом и сохранила на нем постное выражение. Выпив и пожевав немного пресного церковного хлеба, Гермоген счел для себя выполненным ритуал гостеприимства, а потому ласково и ненавязчиво начал свои расспросы:

— Я во время богослужения приметил, отче, великую заботу, омрачавшую твой лик. Не поведаешь ли мне, недостойному, свои печали и заботы, дабы я грешный смог разделить их с тобой?

— Ты прав, сыне, неложные заботы тяготят разум мой, метущийся в страхе и сомнении в среде таких же мечущихся подобно мне.

— Прости мя грешного, отче, но поведай мне о них и я, быть может, смогу принести пользу?

— Да! — Захарии надоело изображать из себя средневекового церковного служителя, и отбросив всю напускную этимологию с ее архаизмами перешел на вполне современный светский язык. — Для вас как служителя церкви наверняка уже давно доходят разговоры о тотальном падении притока новых колонистов. Вот я и пытаюсь разобраться в сути происходящего. А разобравшись и сделав соответствующие выводы представить их, — тут он поднял глаза кверху, вскинув голову, — для рассмотрения и принятия дальнейшего решения.