Формула Бога. Возвращение

— Ты знаешь, — все также медленно продолжал он, — а ведь мне теперь события, показанные в первом ролике видятся совсем-совсем в ином свете.

— В каком? — с придыханьем спросил ученик.

— Сынок, а не припомнишь ли ты еще каких-нибудь странностей во время визита к тебе Захарии? Чего-нибудь необъяснимого в его поведении или в окружающей среде, например.

Левушка усиленно морщил лоб в попытке припомнить что-нибудь выходящее за рамки обыденного.

— Вроде бы ничего такого особенного не было… Разве что мне почудилось, что холодком откуда-то потянуло, да еще неприятное чувство, что кто-то недобрый смотрит тебе в затылок.

Шеф покивал, как будто и сам предполагал нечто такое, а затем задумчиво начал:

— Я все это время не переставал думать о том типе в белом костюме… Из всех трех вариантов событий, именно тот, где присутствует он является загадочным, остальные укладываются в рамки разумного. Вот я сейчас и подумал, а что если этот тип и является тем неучтенным серафимами фактором?

— Да. Ведь это именно он растолкал зевак, чтобы девочка якобы увидела своего отца и позвала его. Если бы не он, то ничего бы и не было. К тому же мы с вами установили прямую связь между ним и злополучным автомобилем. И он единственный на кого у нас нет никаких сведений, — загнув три пальца Левушка.

— Но ведь в мире нет таких живых существ, на которых бы не распространялось действие Т-скана! И кто, из тех кого мы знаем никак и нигде не отображается?! — подхватил эстафетную палочку шеф.

— Никто. Хотя, постойте-постойте — начал догадываться Левушка, а затем добавил. — Кажется…

— Таких живых существ в мире нет, — повторил историк еще раз, — кроме…

— Кроме… — подняв глаза куда-то вверх, открыл рот Левушка.

— Да. Либо его антипода, или если хочешь, то Его же, но только в другой своей ипостаси. Только об этом, т-с-с, — предостерегающе приложил свой палец к его губам учитель.

Оба дружно кивнули той мысли, что одновременно пришла к ним в голову.

— Да, — еще раз подтвердил невысказанную догадку ученика наставник. — И этот второй вариант, мне кажется наиболее убедительным со всех точек зрения.

В глазах майора плескался неподдельный страх. На этот раз молчание затянулось особенно долго. Шеф опять первым нарушил тягостное молчание:

— Посмотри, сынок, там не осталось в кувшине еще сколько-нибудь?

«Сынок» тряхнул пятилитровую амфору. Там еще что-то плескалось.

— Есть немного.

— Наливай.

Левушка разлил остатки вина по чашам. Выпили. Крякнули с досады. Что больше ничего не осталось. Глядя в окошко, где уже порядком стемнело, хоть в Раю, как и у нас в Ленинграде майские ночи никогда не бывают слишком темными, Левушка засобирался домой. Петрович не стал притворно уговаривать остаться, он и сам порядком устал за этот бесконечно долгий вечер:

— Ты оставишь мне копию своих экзерциций?

— Да. Я еще с самого начала скачал ее вам. Папка на рабочем столе, — ответил он, вытаскивая флешку из компьютера.

— Ты вот что сынок, — стал наставлять Петрович своего помощника, — ты непременно поговори с Захарией еще раз. Чую, что он является ключом к разгадке этой тайны.

— Да, Гер-рард Петрович, завтра и п-поговорю, — слегка заплетающимся языком ответил он наставнику.

— Надеюсь, что ты будешь держать меня в курсе.

— Р-разумеется.

На крутой лестнице, непривычный к таким возлияниям, как сегодня, Левушка оступился и чуть было не съехал по лестнице кубарем вперед до самого низа, но Петрович вовремя его поддержал.

— Да, брат, питух из тебя еще тот, как я посмотрю. Эх, молодежь-молодежь… Ладно давай я тебя хоть провожу до телепорта.

С этими словами он обхватил своего верного помощника за талию, и они в обнимку вышли во двор. Выйдя на улицу, остановились, потом переглянулись, и не сговариваясь дружно во весь голос затянули:

Видно, нечего нам больше терять,

Всё нам вспомнится на Страшном суде.

Эта ночь легла, как тот перева-а-ал,

За которым исполненье надежд.

Так в обнимку, как влюбленные они вышли со двора, и пошли вдоль улицы.

Бабка Лукерья, засидевшаяся у открытого окна, в ожидании «проклятого супостата», который по ее сведениям вот-вот должен был вернуться из Города, услыхав песню, доносившуюся со двора ее соседа, очень удивилась. Сосед по участку справа, который регулярно покупал у нее молоко и брынзу, слыл мужчиной солидным, тихим и благообразным, ни в чем таком не замеченным, а уж тем более в пьянках. Прислушалась, выпростав одно ухо из-под платка:

— Ишь ты, как выводят шельмы, — довольно прошептала она себе под нос. А с улицы тем временем продолжало доноситься:

Пусть Луна взойдет оплывшей свечой,

Ставни скрипнут на ветру, на ветру.

Ах, как я тебя люблю горячо-о-о!

Годы это не сотрут, не сотрут.

XI