Это было уже третье утро Томаша в столице Тибета. Расправив грудь и наполнив легкие воздухом, он с облегчением заметил, что болезненные симптомы двух предыдущих дней исчезли, самочувствие улучшилось, силы окрепли.
Почти сразу после приземления в аэропорту Гонггар португалец почувствовал себя муторно. Сначала жутко разболелась голова, потом появилась тошнота, к которой добавились мучительная одышка и ощущение чудовищной усталости. В первую ночь он никак не мог уснуть и, когда его вывернуло наизнанку, позвонил на ресепшн с просьбой прислать врача. Такового в гостинице не оказалось, но функции медика успешно выполнил дежурный администратор, как выяснилось, привыкший наблюдать у вновь прибывших аналогичные симптомы.
— Высотная гипоксия, — сказал, входя, тибетец и, кинув взгляд на еще не распакованный чемодан, спросил: — Вы недавно прилетели?
— Да.
— Этим страдают почти все иностранцы, прибывающие к нам самолетом. Причина — значительный перепад высот. Болезнь эту вызывает слишком быстрый подъем от уровня моря на высокогорье. Здесь атмосферное давление значительно ниже, чем на уровне моря. Кровь перестает получать необходимое количество кислорода, отсюда и болезнь.
— И что мне теперь делать?
— Ничего.
— Как это «ничего»? Это не решение…
— Как раз наоборот, это лучшее решение. Оставайтесь здесь, в номере, отдыхайте и адаптируйтесь к высокогорью. Избегайте нагрузок. Чтобы компенсировать недостаток кислорода в крови, старайтесь дышать учащенно. Ваше сердце сейчас работает быстрее, чем обычно, поэтому вам нужен покой. Через несколько дней вы почувствуете себя лучше, вот увидите. Тогда сможете выходить на улицу. Но имейте в виду, — тибетец предостерегающе поднял палец, — если самочувствие ухудшится, это очень плохой признак, поскольку может означать начало развития легочных или церебральных осложнений, чреватых перерастанием горной болезни в острую форму. В этом случае вас надо будет в срочном порядке эвакуировать из Тибета.
— А если меня не эвакуируют?
Узкие глаза на смуглом лице округлились, словно собираясь выскочить из орбит.
— В таком случае вы умрете.
На третий день Томаш действительно почувствовал себя значительно лучше и, ощутив прилив сил, решил выбраться в город. Расспросив на ресепшне, как добраться до главной достопримечательности, он вышел на Бей-Джин Гуилам и неспешной походкой двинулся в направлении величественного комплекса Поталы. Проходя через Шол — район, расположенный у подножия великолепного дворца далай-ламы, историк был неприятно поражен. Центральные кварталы тибетской столицы, рассекаемые забитой транспортом городской магистралью, превратились в неорганично смотревшийся здесь слепок с современного китайского мегаполиса.
Прямо под Поталой простилалась огромная площадь. Перед воздвигнутым на ней уродливым монументом толпились китайские туристы, фотографировавшие друг друга на фоне дворца. Из площади вытекала широкая авеню со множеством магазинов и бутиков, торговавших спортивным инвентарем, детскими товарами, одеждой известных марок и обувью. Здесь были рестораны, кафе-мороженые, кондитерские, табачные и цветочные лавки. Везде толпился народ, всюду сверкала разноцветными огнями неоновая реклама. В этом суетливом чайна-тауне Потала выглядела инородным телом, казалась одиноким чужаком-исполином, противостоящим мощному напору китайской стихии.
Несколькими кварталами ниже португалец повернул направо и очутился сразу в лабиринте старого тибетского города. Зажатые домами из необожженного кирпича, на беленых стенах которых выделялись черные прямоугольники окон, узкие улочки петляли и извивались во всех направлениях, иногда чуть расширялись, но потом всегда снова сужались. Местами их преграждали непролазные лужи грязи с отвратительным запахом выгребной ямы.
— Hello! Tashi deleh! Hello!
Задрав голову вверх, Томаш увидел дружелюбно махавшую ему из окна юную тибетку.
— Tashi deleh, — улыбаясь, ответил он.
Казалось, все радовались чужеземному гостю. Каждый встречный считал своим долгом приветствовать его — кто радушной улыбкой, кто энергичным движением руки, кто сдержанным кивком. Английское «хэлло» звучало не реже, чем тибетское «таши делех», а некоторые прохожие здоровались с ним, согласно традиции, высунув язык, что в Европе сочли бы неприличным. Здесь, в этом оазисе тиши и покоя, в хитросплетении тесных проулков, прятался от китайского натиска тот Тибет, каким его представлял себе Томаш.