Этот конкретный альфа в глазах Ханя казался идеальным и словно созданным для любви во всех её проявлениях — от широких и жёстких плеч, за которые так удобно держаться, до длинных сильных ног с узкими ступнями, тонкий в поясе и бёдрах, будто неутомимый танцор и любовник, с цепкими руками, на которых выразительно проступали гибкие мышцы от запястий до плеч, с резкими чертами лица, выдававшими сложный характер вместе с ямочкой на подбородке, хищной горбинкой на носу и гордыми бровями… А ещё эти губы, от которых Хань с трудом мог отвести взгляд. Губы, которые умели целовать так, чтобы Хань забывал обо всём на свете. Полные и упругие, очерченные красиво и твёрдо.
На часах было шесть, когда Чонин вдруг крепко обхватил Ханя руками — до боли, прижался влажным от пота лбом к плечу и сонно нахмурился. Хань безотчётно провёл пальцами по его щеке, смахнул чёлку в сторону и погладил. Чонин завозился, отпустил его, вытянулся на смятых простынях и потёр ладонью глаза.
— Дурной сон? — шёпотом предположил Хань, вновь погладил по голове и тронул губами висок.
— Да так… — неохотно отозвался Чонин, сел, кое-как стянул кожаные брюки и скинул их с кровати, потом вновь лёг, подгрёб Ханя к себе поближе, понюхал шею и вздохнул. Через миг горячее тело вжимало Ханя в матрас, а полные губы скользили по коже под ухом, чуть позже поймали мочку, слабо сжали, отпустили.
— Дай мне сойти с ума… — едва слышным шёпотом на ухо и тут же языком по внешней кромке. — Ты так самозабвенно отдаёшься, без оглядки и ограничений, так по-настоящему, что…
— Что? — Хань не смог пережить паузу спокойно и проявить терпение.
— Что я схожу с ума. Дай мне сойти с ума…
Хань упёрся ладонями в грудь Чонина, заставил его отстраниться и медленно развёл ноги. Достаточно широко, чтобы стало заметно, насколько сильно он хочет Чонина. И он прекрасно знал, что именно предстало перед взором Чонина: приоткрытый вход, расслабленные мышцы, блестящая от смазки кожа, всё ещё розоватая от недавних упражнений… Хань облизнул губы и, не сводя глаз с лица Чонина, медленно втолкнул в себя два пальца — они проскользнули внутрь без труда. Хань выгнулся и закусил губу, чтобы заглушить томный стон.
Чонин поймал его за запястье, отвёл руку и прижался к нему. По ложбинке меж ягодиц — толстым членом. Чонин без спешки просто тёрся о Ханя, дразняще задевал края головкой, почти входил в него, чтобы тут же ускользнуть, оставив голодным и незаполненным. Пустота внутри Ханя становилась всё невыносимее.
Хань не выдержал, припомнил ночь в саду на Скорпио и решил передразнить Чонина.
— Возьмёшь или сбежишь? — хриплым от желания голосом, задыхаясь от нетерпения.
— А ты отдашься? — уточнил Чонин, сверкнув яркой улыбкой.
— Да… а-а-ах!.. — Хань всхлипнул, когда Чонин с силой впился пальцами в его бёдра и притянул к себе, насаживая на член плавно, но основательно. И сразу после этого Хань захлёбывался воздухом при попытках сделать вдох, захлёбывался стонами, тихо скулил от быстрого темпа. И впервые за всё время заметил, как предательски громко и отчётливо скрипела кровать, колотилась изголовьем о стену из-за каждого резкого толчка Чонина.
Наверное, они оба сошли с ума в одинаковой степени, потому что без стыда и совести продолжали шуметь, теряясь друг в друге и растворяясь без остатка в удовольствии. До того самого мига, как кое-что изменилось.
Хань закусил губу до крови, как только ощутил, что его распирает изнутри больше, чем обычно. Дико и странно, потому что в паре альфа-бета такое почти никогда не случалось, но, тем не менее, спустя пару жалких минут он бился под Чонином, срываясь на хрипы и скулёж, дрожал всем телом. По щекам катились слёзы, но не от боли, а наоборот. Слёзы катились из-за волны множественных оргазмов, обрушивающихся на Ханя друг за другом без остановки. И это было невыносимо. Невыносимо сладко и желанно настолько, что терпеть невозможно тихо и молча. И Хань, кажется, разодрал плечи Чонина в кровь, потому что просто не мог себя контролировать. Для него это вообще было впервые. Мало того, что его оглушило удовольствием, так он ещё и не сразу понял, что вообще происходит. Просто изнемогал от наслаждения и не пытался думать вовсе. Раскинулся на простынях, сотрясаясь от непрерывных толчков и пытаясь просто оставаться в сознании.
И Хань не испытывал ни малейшего желания мешать Чонину сходить с ума и дальше.
Он слабо жмурился от обжигающих шею поцелуев, тихого низкого рычания, плавился от каждого прикосновения. Горячими ладонями по бокам, по бёдрам, чтобы сильнее раздвинуть ягодицы и сделать проникновение более острым, зубами прихватить кожу у основания шеи… Чонин был везде, но Ханю всё равно его не хватало. Он чувствовал Чонина внутри и снаружи, дышал Чонином, не мог надышаться и не мог вспомнить название тому, что с ними сейчас творилось.
Приходили в себя они долго. Хань потом ворошил пальцами влажные волосы на затылке Чонина и не думал ни о чём — просто не осталось на это сил.
— Есть хочу… — пробормотал после, тронув губами смуглую кожу на скуле.