Формула одиночества

– Наверное, только в Абхазии водитель частенько выходит из машины не для того, чтобы предъявить документы гаишнику, а расцеловаться с ним и благополучно покатить дальше, – снова улыбнулась Марина. – В России это выглядело бы крайне странно, а для водителя – наверняка печально. Еще я заметила, что Игорь практически говорит пословицами. Меня так и тянет записать их.

– Вы бы послушали абхазских стариков. Это даже не пословицы. Нужно изрядно напрячь мозги, чтобы понять, что именно тебе сказали, да еще с хитрой усмешкой на устах. Иносказательность – их конек, но так передаются молодежи мудрость и опыт старших. Через тренировку ума и сообразительности. Да и суд здесь зачастую тоже правят старики. Свой суд – народный, и неподчинение его решениям равносильно потере чести. В старые еще времена суд старейшин Абхазии нашел мудрый способ, как положить конец вражде убыхов[Практически исчезнувшая малая кавказская народность.] и абхазов. Следуя их решению, горцы доставили пятьсот абхазок и столько же убышек с младенцами на поляну недалеко от реки Псоу и обменяли детей. При этом глаза у женщин были завязаны для того, чтобы они не смогли увидеть, в чьи руки попали их младенцы. У кого после этого поднимется рука стрелять друг в друга?

– Да, это, конечно, жестоко, но очень мудро, – согласилась Марина. – Но современные войны уже не остановить решением суда старейшин. А любителей побряцать оружием находится все больше. Их хлебом не корми, дай только поиграть в войнушку.

Странное дело, но разговор с Лавром немного отвлек ее от печальных мыслей, даже тревога отступила, хотя и оставила парочку темных следов в ее душе, чего нельзя было сказать о Лавре. Кажется, своими вопросами Марина затронула его больное место, потому что голос бывшего священника вновь изменился. И взгляд тоже изменился. Исчезли из глаз веселые искорки, а лицо вмиг потемнело, словно наползла на него тень тяжелых воспоминаний.

– Вы правы, Марина. Международное право, видно, писалось под таких ловчил. Поэтому там есть статья о праве каждой нации на самоопределение, и в то же время эти мудилы, – Лавр торопливо перекрестил рот, – ратуют за территориальную целостность. Простому человеку очень трудно объяснить, почему жизнь и свобода человека ценятся ниже тех квадратных километров, которые на карте едва заметны. В нашем представлении кавказцы – горячий и взрывной народ, но Отечественная война с Грузией, по сути, была чуть ли не первой и самой страшной войной на территории Абхазии. – Лавр произнес это глухо, словно сильный спазм сдавил его горло. – Абхазы воевали за свою землю, за свою свободу, а это справедливая война. Страшно то, что справедливость часто омыта кровью и слезами.

– Я знаю, – тихо сказала Марина, – но нельзя оправдать войну, даже если она самая справедливая, потому что при этом, как всегда, больше страдают не те, кто воюет, а слабые и незащищенные люди – дети, старики, женщины.

– И больше всего достается тем, кто эту войну развязал. Им многое достается: торговля оружием приносит баснословные барыши. А военные трофеи? Не зря говорят: «Кому война, а кому мать родна». Уверен, простым людям эта война была не нужна: ни грузинам, ни мегрелам, ни сванам, ни тем более абхазам. Ее развязали грузинские «ястребы». Загнали сюда уголовников, которые поначалу грабили только негрузинское население, а когда у тех грабить стало нечего, взялись и за своих соплеменников.

– Я согласна, – кивнула Марина, – нет ни одного человека на земле, который сказал бы, что война – это здорово!

Лавр печально усмехнулся и развел руками.

– Но всегда найдется тот, кто ее развяжет и прикроется при этом, как бронежилетом, идеями, лозунгами, святыми целями... Смотрите, – неожиданно он схватил Марину за руку, – наши возвращаются!

Она глянула на дорогу – едва заметную полоску на склоне соседнего холма, которую отмечали белесые выходы известняка на откосах. По ней двигались три автомобиля. Издалека они казались крошечными, но Марина вполне разглядела, что это были за машины. Первой шла грузовая «Газель», за ней, видно на буксире, – красный «уазик» Игоря, а завершал процессию большой легковой автомобиль черного цвета, смахивающий на «Волгу», но с более резкими обводами корпуса.

– Возвращаются? – Марина беспомощно посмотрела на Лавра. – Как скоро они будут здесь? Мне нужно срочно привести себя в порядок, чтобы не напугать людей.

Лавр с недоумением посмотрел на нее, а затем рассмеялся.

– Вода в роднике всегда к вашим услугам, а полотенце я сейчас принесу. – Он протянул руку и вынул из ее волос несколько соломинок. – Смотрю, вы заразились от Арсена. У него в голове тоже полно соломы.

– В голове или в волосах? – прищурилась Марина.

– И там и там, – рассмеялся Лавр и махнул рукой в направлении деревянного, похожего на колодец, но более высокого сруба. – Вы еще успеете преспокойно умыться. Если не побоитесь, лучше облиться, но предупреждаю: вода ледяная. Правда, всю хворь как рукой снимет.