Формула памяти

— Там, откуда я приехал, — сказал он, — солдатам приходится нелегко. Полярная ночь, темень, мороз, снежные бураны. Бывает, так казарму занесет — чуть ли не до крыши. От радиолокационной станции до казармы — метров двести, а зимой специальные веревки протянуты — идут солдаты и за веревку держатся, чтобы не заплутать в темноте, чтобы ветер не сбил с ног…

«Слушают. Вот теперь, кажется, слушают…»

— Трудная, одним словом, служба, а вот почти никогда я не слышал, чтобы солдаты жаловались, ныли: ах, как мне тяжело! ах, как мне трудно! Потому что знают, что служба их не только трудная, но еще и очень ответственная. Рядом граница. И если чужой самолет попробует подобраться к нашей границе, кто его заметит первым? Оператор радиолокационной станции. Вот какая у нас служба. Сейчас я расскажу вам один случай, который произошел в нашей роте несколько лет назад…

Случай, о котором он собирался рассказать, произошел еще до того, как он сам появился в роте, и знал Малахов об этом происшествии лишь по рассказам сослуживцев, но какое это имело сейчас значение? Важно, что ребята сразу зашевелились, усаживаясь поудобнее, и тут же затихли — приготовились слушать.

— В ту ночь у экрана радиолокационной станции дежурил очень опытный солдат-оператор. А дежурить на станции непросто. Вот представьте, что любого из вас посадили бы на всю ночь к экрану телевизора и сказали бы: смотри! Смотри всю ночь телевизор. Наверно, многие из вас обрадовались бы. Вот здорово — и спать не прогоняют, и смотри себе телевизор сколько душа пожелает…

— Ценненько!

— Я бы согласился!

— А я всю ночь могу не спать — мне ничего не стоит!

— И я тоже!

Малахов сделал паузу, выждал, когда оживление стихло, и сказал:

— Только пришлось бы, ребята, допустить одну маленькую оговорочку. Смотреть-то телевизор вы можете, только по телевизору в это время ничего показывать не будут…

— У-у-у… — разочарованно пронеслось по классу.

— Да, да, сиди и смотри на пустой светящийся экран. Тут бы, пожалуй, вы заговорили по-другому, не правда ли? И зевать бы начали через пять минут, и подумали бы: не лучше ли в постель забраться. А вот служба оператора в том и заключается, чтобы смотреть на светящийся экран. И смотреть внимательно, пристально, не отрываясь ни на секунду. Чтобы не прозевать, если появится вдруг на экране крошечная светящаяся точка. Примерно такая, как булавочная головка. Появится точка — значит, летит самолет. Он еще далеко летит, за сотни километров, а мы его уже видим. Причем разглядеть эту точку тоже не так-то легко, потому что на экране и пятна светлые от облаков, и помехи всякие — попробуй отыщи среди них маленькую точечку!..

А в ту ночь, как я уже сказал, дежурство нес очень опытный оператор. Дело шло к утру. И солдат знал, что утром, в шесть ноль-ноль, границу должен пересечь наш рейсовый пассажирский самолет. И вот в положенное время на экране появилась светящаяся точка. Точка была довольно крупной, потому что самолет летел большой — ТУ-114. Солдат включил запросчик — это особый такой прибор, он как бы пароль у самолета запрашивает. Если самолет свой — на экране появится еще одна маленькая светящаяся черточка, если чужой — не появится. Включил солдат запросчик — видит, самолет отвечает, черточка появилась, все в порядке, самолет свой. Теперь оператору оставалось только записать в журнал боевого дежурства: в шесть ноль-ноль пролетел рейсовый самолет ТУ-114. Уже не первый раз он дежурил и не первый раз видел на экране этот самолет. Только на этот раз ощутил он какое-то беспокойство. Все вроде как должно быть, и все же тревожно у него на сердце. А отчего — понять не может. Что-то подозрительное чудилось ему сегодня в этой светящейся точке на экране. То ли чуть крупнее она была, чем всегда, то ли форма у нее была какая-то непривычная, чуть вытянутая. «Да нет, — успокаивал он себя, — это мне просто мерещится». Снова и снова всматривался он в светящуюся точку. Еще минута-другая — самолет приблизится к нашей границе, пересечет ее и исчезнет с экрана. Дальше за ним будут следить уже другие станции. И вот в эти считанные секунды должен принять оператор решение. И поднимать тревогу понапрасну не хочется — скажут потом: что же ты всех переполошил — наш самолет, рейсовый летит, все ясно, все как положено, а ты в панику ударился… И опять вглядывается солдат в светящуюся точку. И кажется ему, что она чуть-чуть меняет свою форму — словно раздваивается. Или это чудится ему, глаза устали? И тут вдруг мелькнула догадка в голове оператора. Сообщил он о своих подозрениях на командный пункт. Поднялись в небо наши истребители…

Малахов опять сделал паузу. Теперь ребята смотрели на него не сводя глаз. И тот пацаненок, за последней партой, весь подался вперед, даже рот приоткрыл — так слушает.