Формула счастья

Но когда союзные войска освободили «пленника», тот незамедлительно воспользовался представившимся случаем, чтобы перебраться в Париж, стараясь избежать возможности возвращения домой под крылышко к «великому кормчему» и не без основания опасаясь ответственности за случайное отцовство: за четыре года жизни в баварском селении от него родилось по меньшей мере три младенца.

В Париже он быстро нашел работу, так как был хорошим плотником и столяром. Мать Антуана, в те годы щупленькая девятнадцатилетняя девушка с хорошим образованием и блестящими перспективами, однажды увидев широкоплечего, высокого красавца с кудрявыми, черными как смоль волосами и ярко-синими глазами, каким был в те годы его отец, влюбилась в него сразу и, несмотря на возражения родителей, вышла за него замуж, отдав ему и свое сердце, и свое неплохое приданое, и свою фамилию. О чем, впрочем, никто и никогда не жалел: парень был хоть куда — трудолюбив, весел, хорош, а самым его большим достоинством была нежная, бескорыстная любовь к своей жене — «цыпоньке», как он ее ласково называл.

Даже когда у них родился сын Антуан, они, казалось, этого не заметили, поглощенные своей страстью. Родители сначала отдали Антуана на воспитание деду с бабкой, а позднее полностью препоручили системе государственного образования. Может, поэтому, не познав родительской любви, он стал по-настоящему любящим отцом.

Брак с Мадлен у них не получился, но Антуан поддерживал с ней дружеские отношения, чтобы почаще видеть свою дочь. Каждый год он проводил с Кати рождественские каникулы, и в этом году они вдвоем отдыхали на швейцарском курорте. За последний год его малышка Кати очень выросла, и он по праву гордился своей расцветающей дочерью, унаследовавшей от него васильковые глаза, обрамленные черными ресницами, и густые темные волосы. Правда, его огорчало, что она слегка сутулится, стараясь скрыть большую, не по годам развитую грудь, которая действительно казалась слишком тяжелой для такого хрупкого, маленького тела. И теперь, раскладывая вещи в московской гостинице, он первым делом достал фотографию в легкой пластиковой рамке, где он и Кати стояли в обнимку на фоне Швейцарских Альп: все еще моложавый отец и его взрослая дочь. Красивые, загорелые, счастливые.

На следующее утро проснулся с жуткой головной болью. Он плохо спал, не привычный к гулу московских улиц и свету ярких фонарей, пронзительно бьющему прямо в глаза сквозь тонкую ткань гостиничных штор. Накануне попросил дежурную по этажу разбудить его ровно в восемь по местному времени — и был неприятно удивлен, что о его просьбе забыли. Он принял душ, съел яичницу из трех яиц в местном буфете, запив таблетку пенталгина минеральной водой.

Москва с первой же минуты начала его раздражать. Машину ему подали с опозданием почти в час, и, когда начал работу в дурно обставленном офисе, он еле сдерживал себя. Правда, на этот раз русские подготовились лучше: были готовы досье на всех кандидатов, причем на двух языках. Из десяти кандидатов в менеджеры он, по большому счету, забраковал бы всех, но в конце концов остановил выбор на двадцатипятилетней женщине с высшим педагогическим образованием и курсами менеджеров, делая скидку на то, что в Москве сейчас невозможно найти готового специалиста. Придется поручить Людмиле «дообразовать» девушку, только после полугодовой стажировки ее можно будет подучить и в Париже.

Когда счастливый новоиспеченный менеджер покинул офис, Антуан, откинувшись на спинку кресла, сладко потянулся, случайно задев рукой сидящую поодаль переводчицу и неловким движением руки смахнул с ее переносицы очки в легкой металлической оправе. Совершив невероятную дугу, они бесшумно скрылись под маленьким журнальным столиком. Он забыл о присутствии переводчицы! В основном кандидатки неплохо говорили по-французски, только иногда тихий, спокойный голос помогал им правильно понять поставленный вопрос или, наоборот, разъяснял ответы кандидаток. Но это было так тактично и естественно, что Антуан почти не замечал присутствия третьего лица.

Оглянувшись, он встретил удивленный и испуганный взгляд молодой девушки.

— Очки, мои очки… — присев на корточки и озираясь вокруг, лепетала она.

— Сейчас я вам помогу. — Антуан с готовностью соскочил с кресла и попытался достать очки. Он протянул руку, шаря под столом по жесткому ворсу искусственного покрыли, но столик был слишком низеньким, поэтому для успеха операции ему пришлось лечь на пол.

Именно такую сцену и застала Людмила, вошедшая в офис: Антуан лежал на полу, а Света стояла на коленях рядом с ним. От удивления Людмила не знала, что сказать.

— Я вам не помешала?