Кто-то на платформе заметил: вот, мол, еще одну развалину потащили на свалку в Перерву.
Через несколько дней братья отправились в Перерву — это совсем ведь рядом, тринадцать километров от Курского вокзала.
Неуклюжий, обшарпанный паровоз «Т» не спеша тащил дачный поезд.
— Брянская старая дама Анна Евстигнеевна Тряпкина,— отрекомендовал его Николай.
В Перерве было огромное кладбище паровозов. Их свозили сюда из западных губерний, оккупированных немцами, притаскивали с разных дорог России. То была одна из сторон начинавшейся в стране разрухи.
Паровозы чинить, конечно, было некому. Они стояли длинными, печальными рядами, ржавеющие, с остывшими топками.
Братья зачастили сюда. У студента-медика Николая Бернштейна появилось «паровозное хобби». Братья лазали по кабинам, рассматривали паровозы со всех сторон, тщательно зарисовывали. Вскоре у них получился весьма солидный каталог локомотивов, поделенный по типам, странам, годам выпуска.
Для младшего брата это детское увлечение определило будущее — он стал инженером-путейцем. Много лет спустя, рассказывая о своем детстве, он писал, что паровозы стали для них как бы живыми людьми. Им выдумывались имена, характеры. Портреты их цветными карандашами создавал Николай. Получались паровозы в человеческом обличье.
Главным был отставной генерал Слоним Лосяков-Уров — курьерский паровоз «С» — в одежде цвета хаки, с красными лампасами-колесами. «Характер» его был списан с генерала Булдеева из чеховского рассказа «Лошадиная фамилия».
Паровоз «Ж» был стариком из одного тургеневского рассказа, который все время ходил по комнатам и приговаривал: «Брау, брау».
Среди них были чиновники и учитель латыни, старые девы и купцы, работяги и «господа офицеры»... Своеобразная «паровозная Швамбрания» со своим бытом, нравами. У этой страны была даже своя история, ведущая свое начало от каменного века. Портреты «предков» изобразил, конечно, Николай. Предок из каменного века был на каменных колесах с каменной трубой. Предок из средних веков более походил на готический собор, чем на локомотив.
Братья дурачились, играли. Но эта шутка скоро превратилась в очень серьезное занятие. Они перечитали в бывшей Румянцевской библиотеке практически все, что там имелось по истории паровозостроения и о конструкциях локомотивов. Через полтора десятка лет физиолог с мировым именем станет автором обстоятельной статьи по истории паровозов в журнале «Хочу все знать». А где-то в сороковом году маститый ученый собственноручно сделает несколько точных копий товарных и пассажирских вагонов. А еще позднее, в начале шестидесятых годов, уже на склоне лет, выступит в журнале «Наука и жизнь» с материалом, анализирующим одну из крупнейших железнодорожных катастроф, происшедшую в начале века в Англии.
Так уж получалось у Николая Александровича Бернштейна, что ни одно из его увлечений не проходило бесследно. Каждое было всерьез и обязательно срабатывало на пользу тому главному делу, которому предстояло посвятить жизнь.
Еще один, последний поворот
Семья профессора А. Н. Бернштейна относилась к той части интеллигенции, которая сразу и безоговорочно приняла Великую Октябрьскую социалистическую революцию. Вскоре после переезда Совнаркома в Москву Александра Николаевича пригласили в Наркомпрос и предложили пост заместителя председателя Главнауки. Александр Николаевич с энтузиазмом взялся за новое дело.
Старшему сыну теперь было не до паровозов. В университете объявили, что медицинский факультет будет заниматься по ускоренной программе. Кольцо фронтов сжималось вокруг молодой Советской Республики. И чем напряженнее было положение на фронтах, тем больше были потери красных полков. Фронту нужны были врачи.
Разумеется, пользуясь своим авторитетом в Наркомпросе, Александр Николаевич мог добиться, чтобы сына по окончании факультета оставили в одной из московских клиник, которыми он руководил.
Но... как непохож был семейный совет, состоявшийся однажды холодным вечером за столом с пустым чаем и картошкой в мундире, на тот бурный разговор весною пятнадцатого года, который раз и навсегда пресек стремление Николая добровольно отправиться на фронт империалистической войны! На этот раз мать и отец были единодушны: сын должен отправиться туда, куда его пошлет молодая Республика Советов, должен пойти на самый «горячий фронт».
И молодой врач отправился на восток, туда, где Красная Армия сражалась с Колчаком. Редкие, скупые письма приходили с фронта. Они сообщали, что все в порядке, что практика большая и за три месяца он приобрел познаний и опыта больше, чем за три с лишним года в университете. Это означало, что бои идут без передышки, врачу полкового госпиталя приходится работать днем и ночью, спасая жизни, искалеченные колчаковскими пулями, саблями и снарядами, лечить тиф, лихорадку и дизентерию.