Мужчина понимал — борьба, возможно, будет долгой. Поэтому ему были нужны все мировые шедевры научно-технической мысли, вся копилка новаторских приёмов стратегии ведения современной войны. Ключ для их получения — идеология и деньги, как и в случае с электромагнитной бомбой. Особые надежды Фироз возлагал на таинственную формулу творения, способную подарить власть над частицами материи, над веществом, над пространством и временем. Её приобретение «Инсайдом» — залог успеха начатого, важнейшее условие победы.
Машина притормозила у морского берега. С холма Акджару открывалась необъятная ширь Тихого океана, разлинованная длинными и высокими, столь удобными для сёрфинга волнами, накопление могучей энергии которых, как полагают океанологи, начинается ещё у ледяных торосов Антарктиды.
Оторвавшись от величественной панорамы, Фироз оглянулся. Помощник принёс руководителю «Инсайда» ноутбук и аккуратно включил его, настроив мобильную связь. Прежде чем набрать комбинацию символов на экране, вождь задумался. Его остроносое сухое лицо выражало причудливую смесь воли и предвкушения чуда. Фироз наслаждался величием минуты, способной, как он верил, дать старт развитию нового мира. Но он твёрдо верил в древнюю формулу бунтовщиков и завоевателей: предшественницей мира выступает война. И ей необходимо было разразиться. Наступал долгожданный момент зеро, и пальцы Фироза застучали по клавишам ноутбука.
Глава 42
— Давай сходим в церковь, Артур. Я так беспокоюсь, миленький мой, — Милана часто так называла своего возлюбленного. Она стояла, потупившись, с прорвавшейся грустью во взгляде и смотрела на Артура. Завтра ему предстоял тревожный отъезд в огромную непредсказуемую Москву. Милана была бы крайне рада, если бы этого не произошло. Девушка усиленно боролась с тревогой, не давала воли слезам, стараясь как близкий и любящий человек всячески поддержать его в опасном, но непонятно почему необходимом предприятии. Однако тщательно сдерживаемое смятение всё же прорвалось. Глаза её затуманились и блестели. — Знаешь, на счастье. Пойдём?
— Конечно. Я буду рад. Сходим все вместе — я, ты, Инга.
Собор Александра Невского на одноимённом проспекте Петрозаводска был построен в девяностые годы взамен старой церкви, разрушенной в годы приснопамятной борьбы с наследием «опиума для народа». Новый храм находился в центре большого парка, немного в стороне от оживлённых городских магистралей, и уже с расстояния поражал наблюдателя густой и вдумчиво-печальной позолотой просторных куполов.
Они шли к церковной ограде по усыпанной опавшими листьями дорожке, а вокруг, незримо поглощая молодых людей в холодных объятиях, царила колдунья-осень. Мягко скрипел под ногами гравий. Собор, погружённый в кленовое золото парковых аллей, словно светился изнутри, бросая тёплый отсвет на тёмно-серое, всё в размытых облаках небо раннего октября. Пронизанный грустью увядания предвечерний воздух, чёрные стволы деревьев, темнеющая перспектива городских далей — всё это навевало тихую грусть, настраивало на воспоминания и размышления.
Артур задержался у входа, пропуская вперёд Милану, ведущую за руку Ингу. Он бывал в соборе и ранее, как и в других петрозаводских церквях, но всякий раз, заново входя в храм, чувствовал в душе лёгкое волнение. Оно возникало невзначай, как неизбежная деталь ритуала приобщения к божественной сути, и быстро сменялось ощущением умиротворения и покоя. Народу почти не было. Литургия давно закончилась, и церковный портал лишь время от времени пропускал отдельных прихожан. Чуть потрескивая, неслышно горели свечи в массивных светильниках, озаряя взыскательно-строгие лики святых. В соборе стояла глубокая тишина, подчёркиваемая безлюдьем; священника тоже не было видно. Расплавленной драгоценностью сверкал иконостас. Алтарь, вместилище святой купели, хранил какую-то извечную тайну. «Быть с Богом наедине, быть с Богом на ты», — почему-то пробормотал про себя Артур.