Формула убийственной удачи

А Мари на самом деле была красива. Лицо в форме сердечка, густые, вьющиеся черные волосы, потрясающее проникновенные глаза, правильные черты лица и оливковый оттенок кожи, доставшийся ей в наследство от матери гречанки. Вот только этот траур придавал этой замечательной коже мертвенный землистый оттенок. Так же прямое черное платье на такой фигуре смотрелось как-то куце, прижимало грудь, бедра, будто одетое с другого человека, неудобное, совершенно не подходящее. Даже длина юбки казалась какой-то неверной, уродующей ноги.

Ева невольно поймала себя на мысли, что не может нормальная женщина так сознательно себя уродовать. Это или маскарад, или Мари после смерти любимого просто повредилась в уме. Маг-артефактор, оставив напарника объясняться с мужчинами, шагнула к ведьме. И опять же, постаралась отбросить следующую неприятную мысль, что на сегодня Мари уже вторая представительница этой касты, и второй раз за день самой Еве не слишком хочется общаться.

— Мари, — это прозвучало официально-вежливо, заставить себя быть сердечной у мага не получилось. — Здравствуй. И прими мои соболезнования. Ник был дорог всем нам. Это … такая потеря будет болеть долго.

Ведьма кивнула, скорбно опустив голову.

— Он был так молод, — выдавила она. — И так… такой живой! Этот проект, выставка… Мы наконец-то были вместе.

Ева чуть удивленно приподняла брови.

— Мы просто были вместе, — тут же отреагировала ведьма. — Друзья, партнеры, единомышленники… И все же! — Мари резко подняла голову, упрямо вздернула подбородок. — У меня был шанс!

— Как скажешь, — Ева выставила руки ладонями вперед в примиряющем жесте. — Я видела тебя вчера в Доме князя. Но не было возможности пообщаться. И теперь ты тут. Продолжаешь работу? Его Светлость просил тебя, пока нет наследника, курировать выставку?

— Князь? — Мари робко улыбнулась. — О, нет. Он не говорил со мной. Он потрясен… Но мне передали его заботу. Его Светлость даже предлагал мне отдохнуть, оправиться от утраты… Лучше работать! — вдруг импульсивно воскликнула она. — Так не надо думать, вспоминать…

— Мари сегодня у нас, — дружелюбно обняв Еву за плечи, пояснил подошедший Петр. — Мы, похоже, опережаем сроки. Готово уже несколько экспонатов. Мари проверяла сегодня все по списку, определяла, какие еще вещи возьмем.

Маг-артефактор была рада его вмешательству. Разговор с ведьмой был ей в тягость. Конечно, она сочувствовала Мари, но… Перед глазами Евы вставало заплаканное лицо Ли. Те несколько месяцев, когда подруга была подавленной, лечила разбитое сердце и уязвленную гордость. И просто зализывала несправедливые раны. А виновата была Мари. Ева очень хотела простить, но не могла. Да, и если подумать, ведь Ник так и не смог остаться с этой ведьмой. И ее горе…

Ева отбросила эти мысли.

— Так ваш фонд лидирует? — весело спросила она Волконского. — И многое готово?

— Сначала, по плану, — к ним подошел Шереметьев, всегда собранный, сдержанный педант, хотя в душе добрый и милый. — Мы должны были по уговору с князем представить только те же экспонаты, что были на выставке 1917го года. Но фонд растет! У нас есть, чем порадовать и удивить Его Светлость и все сообщество.

— Это радует, — Ева оглянулась на Дана, он явно ждал ее помощи. — Но… придется вернуться к делам сегодняшним, к сожалению, печальным. Кольцо Пушкина из «Зеленой лампы». Оно у вас?

— Как раз среди готовых экспонатов, — Петр тут же перешел на деловой тон. — Потому мы за тобой, Ева. Мы тут пока сделали перестановку. Все вещи к вставке в твоем любимом зале. Даниил предложил осмотреть готовые артефакты. Заодно, проверить кольцо. С тебя экскурсия, моя милая.

Девушка улыбнулась, искренне и сердечно. Она видела, как последние новости потрясли братьев Волконских. Как встревожен Шереметьев. И все же, руководители Дома на Мойке старались быть любезными хозяевами, за что маг их так любила.

— Экскурсия? — стараясь, чтобы ее энтузиазм выглядел как можно более реалистичным, переспросила она. — Отличная мысль! С меня история, с вас обед!

— Наши обычные условия сотрудничества, — с улыбкой оповестил всех Дан, уже привычно чуть приобнимая напарницу за талию. — Если они пожадничают, с меня любой ресторан Петербурга.

Волконские радостно рассмеялись, улыбнулся даже Шереметьев. Мари, с уже ставшим привычным ей выражением жалкой скорби на лице, пошла вслед за всеми. Ева подумала, что эта печаль может стать для ведьмы маской на долгие годы. Как стала привычной ей роль бедной родственницы.

Коллекция Волконских считалась частным собранием. Возможно поэтому, здесь на самом деле было уютнее, чем в фондах Пушкинского Дома или Лицея. Все вместе Избранные прошли портал, уже привычные три метра Междумирья, и оказались в просторной комнате, мало чем отличающейся от зала обычного музея. Если не считать запутанной, тонкой, но прочной системы защитных заклятий, опутывающих помещение в целом и каждую витрину в отдельности.