Формула власти

– Какое ж теперь тут задание может быть? – удивился бывший начальник лаборатории. – Института давно нет, а все остальное… не заслуживает вашего внимания!

– Не скажи-и-ите, Леонид Георгиевич, – протянул майор, намыливая руки.

Когда они вернулись в столовую, Ефим, перед тем, как сесть за стол, подошел к большому буфету. Своими точеными колоннами, гранеными окошками и многочисленными дверцами он походил на сказочный дом для гномов.

Этот буфет, сделанный в почти мифические времена, был для Ефима символом уютной семейной жизни. Он всегда казался ему вечным.

В глубине души майор не исключал, что, когда уходит последний гость, супруги каким-то волшебным образом меняют свои размеры и отправляются ночевать не в свою спальню, а в одно из уютных отделений этого дворца-буфета. Разумеется, майор никогда никому этого не говорил, опасаясь, в лучшем случае насмешек, а в худшем – медицинского освидетельствования на предмет годности к службе в органах.

Буфет пах старым деревом и воском.

Майор дотронулся до гладкого бока домашнего дворца.

Дерево под ладонью казалось теплым.

Граненые стекла в его окнах и дверцах едва слышно звякнули – будто дворец по-своему здоровался с ним.

Рядом на стене по-прежнему висели три фотографии в вишневых рамках. На одной был запечатлен давнишний выпуск физмата Новосибирского государственного университета, среди юных лиц которого находилась и непричесанная голова будущего доктора наук. На второй – Леонид Георгиевич в расцвете лет стоял на фоне какого-то лабораторного оборудования вместе с несколькими сознающими свое значение людьми. Одним из них был академик Алферов.

А на третьей фотографии строго смотрела из-за своего рабочего стола секретарши супруга доктора Наталья Сергеевна Горынина, в девичестве – Тюменцева.

Величественная Наталья Сергеевна появилась из кухни с большой фарфоровой супницей в вытянутых руках.

Ефим сел за накрытый белой скатертью стол и Наталья Сергеевна начала разливать истекающий грибным ароматом суп.

– Коньячку, Ефим Алексеевич? Или нашей яблоновки? – радушно поинтересовался Горынин.

– Да нет, спасибо, ничего. – отказался майор.

Доктор наук на гостя не обиделся.

– Ну, смотри, пьянство – дело добровольное! А я рюмашку для аппетита приму. Мое дело пенсионерское.

Леонид Георгиевич взялся за небольшой пузатый графинчик с запотевшими боками. В доме Горынина водку выставляли на стол только перелитой в домашнюю посуду, и, разумеется, охлажденной. Доктор вообще был строг в быту.

Он поднес графинчик к рюмке, стоящей перед перед Натальей Сергеевной, но та закрыла ее ладонью.

– Ну, что ж… Следовательно, я – в полной изоляции. – сказал доктор и наполнил свою рюмку. Ее толстые бока сразу покрылись холодным туманом.

Доктор вытянул губы трубкой, вылил в нее водку, крякнул и принялся за грибной суп.

Вслед за хозяином взялись за ложки и Ефим с Натальей Сергеевной.

Грибной бульон был крепок и остр. Супруга доктора была неприступна и величественна, словно скандинавская Снежная Королева, но готовить умела, как настоящая сибирячка.

– Леонид Георгиевич, – начал интересующий его разговор Ефим, – вы о случае с Сабаталиным слышали?

– Слышал, конечно… Вроде с головой у него что-то произошло… Память потерял, говорят… – отвечал доктор, налегая на суп.

– Леонид Георгиевич, ну, а скажите, как вы думаете, это не какие-нибудь Институтские штуки вдруг всплыли, а? – проглотил горячий бульон Ефим.

Горынин на вопрос среагировал неожиданно остро.

Он положил ложку, откинулся на спинку стула и широко раскрыл свои острые ежиные глазки.

– Да, ты что говоришь такое, Ефим? Да, откуда? Да, уж ты-то знаешь, что Институт совсем другим занимался!

– Не таким уж другим… – осторожно возразил Ефим.

Горынин помолчал.

– Если ты про систему «Гарпия», – кашлянув, произнес он, – так сам подумай, сколько для ее применения оборудования нужно!.. Тонны! А энергии сколько?… Это ж электростанция должна работать!.. Да и не может эта система делать так, чтобы только память уничтожить, а человека в здравом уме оставить… Уж ты-то должен понимать: волновое оружие мозг полностью разрушает! Полностью! После работы «Гарпии» в черепной коробке – горячий кисель. А чтоб так, – кто я такой не помню, а что пельмени люблю, помню, так не может быть… Нет.

– Но странный какой-то случай… – не сдавался майор.

– Ну, мало ли чего странного бывает на свете! – развел руками доктор. – Что же теперь все на институт валить?

На этих словах Наталья Сергеевна выпрямила спину так, словно сидела за своим рабочим столом в директорской приемной.

– Слушайте, мальчики! – произнесла она, широко раскрыв глаза. – Я, кажется, поняла, кто Бориса Петровича памяти лишил!

– Кто? – тоже распрямился Ефим.

– Цыгане! – победно обвела большими глазами стол Наталья Сергеевна.

– Причем тут цыгане? – вскинулся Леонид Георгиевич.