Формула власти

– Ой, Ефим Алексеевич! От них всем лучше подальше быть. И нам и вам. – понизила голос Соня.

– Подальше не получается. Так, что это за другие, а? – не отставал майор. – Говори уж, раз начала!

– Я бы тебе сказала, Ефим Алексеевич, если б сама знала… Правду говорю, не знаю… Чувствую только. И Мария вот чувствует… А ее Верхние силы любят… Скажу только, что раньше их в поселке не было. Недавно они появились…

– Когда недавно? Неделю назад? Месяц? Год? – как волк, не оторвать, вцепился в хозяйку майор.

Цыганка задумалась. На лице ее отразилась готовность помочь.

– А вот, вскоре после того, как ваш Институт закрыли, – поразмыслив, сказала она, – так и появились…

Озадаченный майор Мимикьянов примолк.

– Да, откуда они взялись-то? – наконец, спросил он. – Приехали, что ли? Как ты думаешь, Соня?

– Чего не знаю, того не знаю… Раньше не было, а теперь есть… Да вроде никто особенный за это время к нам в Колосовку и не приезжал… – устремила голубые глаза к потолку беседки цыганка. – Из заметных… Мы всех, кто приехал знаем… Но среди них Этих нет… Точно.

– Так Они местные, что ли? Колосовские? – продолжил работать майор.

– Может и так… – качнула головой цыганка. – А может и не совсем…

– Соня! – посуровел Мимикьянов. – Ты что, на улице гадаешь! Это там головы морочь. А мне говори толком?!

Цыганка склонила голову к плечу и приложила ладонь к своей высокой груди.

– Ой, Ефим Алексеевич! Не сердись ты, ради Бога! – пропела она. – Не все словами сказать можно! Ведь и так бывает: с виду тот же человек, а внутри-то он стал совсем другой! С лица-то может и наш, а внутри-то приезжий…

Майор снова задумался и замолчал, ощущая тяжесть в голове.

– Ох, плохо я с тобой поговорила, Ефим Алексеевич! – посмотрев на него, запричитала Соня. – Смотрю, огорчился ты! Рассердился! Ну, что ты на глупую цыганку обижаешься? Не хотела я тебя обидеть! Как могла, так и сказала! Не серчай, Ефим Алексеевич! Кавурмы еще хочешь, а? Вкусный барашек получился, сочный! Сам говорил, понравился тебе! – цыганка ласково провела ладонью по его плечу.

Ефим как будто ощутил подувший в лицо теплый ветерок.

– Я на тебя, Соня, не обижаюсь. – встряхнулся он. – Это ты меня извини, что пристал к тебе, как банный лист… Ну, сама видишь, дело какое! Что с Борисом Петровичем случилось? Кто виноват? Не понятно ничего…

Цыганка слушала, смотрела на него своими странными голубыми глазами и сочувствующе кивала головой.

Василь с Соней проводили Ефима через двор до высоких ворот бывших железнодорожных мастерских.

Майор попрощался и пошел по узкой, зажатой между тополями дороге. На близких путях станции призывно загудел локомотив, рождая в воздухе, тяжелые упругие звуковые волны, разбегающиеся от него далеко во все стороны.

Там, где дорога делала поворот, Ефим оглянулся.

Сони уже не было, а Василий Романович продолжал стоять у ворот и смотрел ему вслед. Расстояние было уже большим, и разобрать выражение его лиц майор не мог.

Заметив, что гость обернулся, Василь Штирбу помахал Ефиму рукой, но по-прежнему не ушел.

Он продолжал стоять и смотреть в его сторону.

Совсем не ясный человек – Василий Романович Штирбу.

По документам родившийся в Молдавии, большую часть жизни проведший на Украине, и вот уже без малого десять лет, как обосновавшийся здесь, в небольшом станционном поселке Колосовка, в Западной Сибири. Но это по официальным ответам, полученным на посланные Ефимом официальные запросы. А на самом деле, кто его знает, кто он такой, и где провел свое прошлое?… У цыган разве разберешь? К тому же, под ширмой странного народа с его закрытой от глаз посторонних жизнью, очень удобно прятаться людям, которые вообще к историческим детям северо-западной Индии не имеют никакого отношения.

В ответ на жест цыганского барона, майор Мимикьянов тоже махнул рукой. Подойдя к повороту дороги, он шагнул за деревья, и Василь Штирбу скрылся за густой листвой железнодорожной лесополосы.

12. В Новогоднюю ночь

Ефим шел вдоль бесконечной институтской стены.

Впереди, у края асфальтовой дорожки, припав к земле, неподвижно застыл ярко-рыжий кот. Он неотрывно смотрел на прыгающего в нескольких шагах воробья. Воробей явно видел охотника, но не боялся. Знал, если тот броситься, успеет упорхнуть. Знал это и кот, но оторваться от созерцания вкусного обеда, и пойти дальше по своим делам было выше его сил.

Сцена распалась только с приближением человека. Кот нырнул в траву, а воробей поднялся на пару метров и устроился на оконной раме.

Ефим, не спеша, шагал по асфальтовой дорожке вдоль бывшего здания Института. Над его головой шелестели тяжелыми кронами июльские тополя, и плясали на желтой штукатурке стены солнечные зайчики.

А перед глазами майора синела Новогоднюю ночь.

Это была последняя Новогодняя ночь Института.