Формула власти

– И ты что? – спросил Василь.

– Как что? – пожала плечами Соня. – Сказала, что ромалэ давно такими делами не занимаются…

– Ну, правильно! – одобрил Штирбу.

Маленькие шарики сармале быстро исчезли с тарелок.

– А сейчас будут папанаши! – многозначительно произнесла Соня.

Майор пожалел, что съел все десять мясных шариков, которые лежали у него на тарелке, и внутри у него оставалось не так уж много места. Устоять перед папанаши было еще труднее, чем перед сармале.

Папанаши – представляли собой особые южные творожники.

Творог тщательно растирался с маслом, затем туда добавлялись свежие яйца, сахар и мука, а потом, главное – молотая кожура лимона. Из этой нежной массы формовались толстенькие лепешки, которые обжаривались в растопленном сливочном масле.

На румяные папанаши накладывали снежным холмиком сметану и подавали на стол.

Получалось не блюдо, а земное утешение.

Пожилая цыганка, повязанная по-пиратски красным платком, поставила перед Ефимом большую плоскую тарелку с пахнущими лимоном творожными лепешками. Соня довольно заулыбалась, а по столу прокатилась новая волна оживления.

Папанаши были выше всяких похвал. Но наслаждаться ими майору мешал один не прозвечавший в застольном разговоре вопрос. И он решил его задать, несмотря на его явную нетактичность.

– Слушай, Соня, а на кого Карабанов порчу просил навести? – стараясь, чтобы его голос звучал как можно безразличней, спросил он.

Но цыганка отвечать не стала.

– Да, что об этом и говорить… – опустила она глаза на белую скатерть…

– А все-таки! Интересно. – не отставал майор.

Цыганка молчала.

Мимикьянов к творожным лепешкам не возвращался, ожидающе смотрел на женщину.

Молчание между ними становилось неловким.

– Скажи. – разрядил неловкую паузу барон.

– На Чечулина Виктора Михайловича. – нехотя произнесла Соня.

«Вот так дела! – воскликнул про себя майор. – А, что, если Галина права? И у Марата Матвеевича Карабанова, и впрямь, в этом деле с Сабаталиным рыльце в пушку? Бориса Петровича из строя вывел. Теперь взялся за Чечулина. В принципе, правильно. Чечулин – совладелец «Флоры».

Если Марат решил покончить с фирмой-конкурентом, то вполне обоснованно убрать обоих ее владельцев… Да, но как же он убрал со сцены Сабаталина? Соня, скорее всего, говорит правду, цыгане ему с Сабаталиным не помогали, и наводить порчу на Чечулина она отказалась… А, если Карабанов вывел из строя директора «Флоры» с помощью инженера Контрибутова? С его гипотетическим прибором?.. Такая версия хоть как-то позволяет объяснить имеющиеся на данный момент странные факты и не менее странные события…»

Майор Мимикьянов похвалил себя за то, что дал барону себя уговорить на ужин в таборе.

В это время к барону подошел высокий молодой цыган, нагнулся к уху хозяина и начал что-то тихо говорить.

Штирбу потемнел лицом.

20. Мой дом – моя крепость

– Как это – взяли и вошли? – сверкнул белками глаз цыганский барон. – А Янко где был?

Цыган снова что-то зашептал, разогнулся и виновато развел руками.

Василий Романович, не мигая, посмотрел на него, покачал головой и сказал:

– Скажи Мише, пусть своих ребят возьмет… Чтоб, как положено…

Высокий цыган кивнул и исчез в занавешенном шторой проеме, выходящем на антресоли прямо за Ефимовым стулом.

А внизу по дну ангара медленно шли четверо спиридоновцев. Хунхуз – на шаг впереди.

Майор Мимикьянов вместе со стулом тихо отодвинулся от стола и почти полностью утопил себя в нише, находящейся за его спиной.

Штирбу поднялся, встал у перил галереи и посмотрел вниз.

Дойдя до того места на полу ангара, над которым стоял барон, спиридоновцы остановились.

– Здравствуй, Василий Романович! – сказал Хунхуз, задрав голову.

– Вечер добрый! – смотрел сверху вниз барон.

– Привет тебе от Спиридона, Василий Романович! – повысил голос Хунхуз.

– За привет спасибо! И ему доброе слово передай. – сдержанно отозвался цыган.

Хунхуз помолчал. Разговаривать, задрав голову вверх было не слишком правильно для авторитета такого уровня, каким был Хунхуз. Но Василий Романович посланников Спиридона наверх не пригласил.

Хунхуз на секунду прикрыл глаза-шильца тяжелыми верхними веками, покатал желваки под кожей, но высказывать обиду не стал.

– Дело у нас к тебе, Василий Романович! – дружеским тоном произнес он.

– Ну, говори, свое дело! Смогу – помогу. – холодно отозвался Штирбу.

– Сможете, Василий Романович! Дело-то простое! – обрадованным голосом произнес Хунхуз. – Твои люди одного нашего кореша на машине сюда завезли. А он нам сильно нужен. Скажи своим ребятам, чтоб нам его отдали, вот и все дело… А Спиридон тебе за это спасибо скажет!

– А что за кореш такой? Фартовый что ли? – в голосе Василия Романовича проклюнулся интерес.

– Да, нет! Он не при делах. – небрежно махнул рукой Хунхуз. – Так, один местный.

– А что за местный? – продолжал выспрашивать Штирбу.

– Лох. Пустяшка! – произнес спиридоновец с таким видом, дескать, и разговора-то человек этот не заслуживает.

– Фамилия-то есть у него? Я всех местных знаю. – не отступал барон.

Спиридоновец помолчал.