Форпост

- Что вы говорите, Слимак? - вскричал учитель, с ужасом глядя на него.

Слимак, вскинув руки, замотал головой, словно ему нечем было дышать.

- Не сердитесь, пан, - сказал он. - Вы добрый человек, я знаю. Спаси вас господь за все...

И он вдруг поцеловал учителю руку.

- Только вы... ступайте отсюда... Это через вас, немцев, пропал мой Стасек! Первый раз, как околдовали вы Стасека, он только сомлел, а нынче такое напустили на него, что он вовсе утонул.

- Побойся бога! - воскликнул учитель. - Что ты говоришь? Разве мы не такие же христиане, как ты? Или мы не открещиваемся от дьявола и его дел, подобно вам?..

Мужик смотрел ему в лицо безумным взглядом.

- Как же он утонул?

- Может, споткнулся. Кто знает...

- Яма мелкая, воды в ней мало, он бы выскочил... А от ваших песен на него помрачение нашло. Второй уже раз на него нашло... Верно, Овчаж?

Овчаж кивнул головой.

- А не бывало у мальчика судорог? - спросил учитель.

- Нет.

- И никогда он ничем не болел?

- Сроду не болел!

Овчаж покачал головой.

- С самой зимы Стасек хворал, - вдруг произнес он.

- Разве? - спросил Слимак.

- Верно говорю, - продолжал Овчаж. - С самой зимы, как простыл, - еще он тогда целую неделю пролежал, - так с тех пор и хворал. Пробежит, бывало, шагов сто, и уж он устал и сейчас говорит: "Мацек, душит меня!.." А нынче весной взбежал он как-то на гору, когда я пахал, и тут же сомлел... Пришлось мне на реку сходить за водой, чтоб скорей он очнулся. То же самое, когда немцы место себе выбирали для дома, - рассказывал Овчаж, - не от пения их Стасек сомлел, а оттого, что чересчур быстро поднялся на гору и устал...

- Что же ты мне ничего не говорил? - прервал его Слимак.

- Сказывал я хозяйке, а она так и вскинулась на меня: "Что ты, говорит, смыслишь?.. Всю жизнь ходил за скотиной, дурак дураком остался, а туда же: толкует, будто фельдшер..."

- Вот видите, - сказал учитель. - У мальчика, несомненно, было больное сердце, и это погубило его, бедняжку. Куда бы он ни упал - в воду или на землю, - все равно он бы умер, если остановилось сердце. И ни мы, ни наши молитвы христианские в смерти его не повинны.

Слимак внимательно слушал и понемногу приходил в себя.

- Кто его знает, - бормотал он, - может, и правда, помер Стасек своей смертью...

Он постучал в окно и кликнул жену. Через минуту Слимакова показалась на пороге.

- Чего? - спросила она, вытирая глаза, опухшие от слез.

- Ты как же мне ничего не сказала, что Стасек с зимы хворал? Чуть побежит, устанет, запыхается и сейчас сомлеет?

- Ох, хворал, - подтвердила мать, - да ты-то чем бы ему помог?

- Помочь не помог бы, да, стало быть, не миновать ему было помереть?!

Мать тихо заплакала.

- Ох, не миновать, - всхлипывая, проговорила она, - так ли, этак ли, все равно бы он помер. А нынче в грозу чуял он, бедняжка, беду: все бродил по хате сам не свой и ко всем жался... Кабы я взяла это в толк, не выпустила бы его из хаты... В погреб заперла бы его... Так бы и ходила за ним, куда бы он ни ступил...

- Он бы и в хате умер, если бы пришел его час, - заметил учитель.

- Правильно, - вздохнул Слимак, - кого господь призовет, того уж родной отец с матерью не удержат...

Учитель ушел, а опечаленные родители остались с Овчажем во дворе, вздыхая и плача. В душе они уже покорились судьбе и теперь толковали о том, что без воли божьей даже у малого ребенка волос с головы не упадет.

- Зверю лесному и то ничего не сделается без воли божьей, - говорил Слимак. - В иного зайца сколько раз из ружей палят, собаками его травят, а он уходит целехонек, ежели господу богу так вздумается. А пробьет его час, он и в чистом поле пропадет. Самая захудалая дворняга его поймает или пастух камнем угодит ему в башку - и будь здоров!

- Или взять хоть меня, - откликнулся Овчаж. - И воз с дровами меня придавил, и в больницу меня свезли, и работу я не мог найти, а все живу, покуда не пробил мой час. А как придет, спрячься я хоть в алтаре, все равно мне погибать.

- И не только тебе, - прибавил Слимак. - Будь тут хоть какой важный барин, будь хоть какой богач, запрись он хоть в каменном дворце с железными ставнями, а придет его час, не миновать ему помереть. Так вот и Стасек.

- Сыночек ты мой!.. Радость ты моя!.. - заголосила мать.

- Ну, большой радости от него ждать не приходилось, - сказал Слимак. За скотиной ходить и то ему было невмоготу.

- Ох, невмоготу, - подтвердил Овчаж.

- Да и за плугом он не пошел бы...

- Ох, не пошел бы...

- Мужик он был бы никудышный...

- Именно никудышный. Ни силы у него, ни здоровья.

- Такой уж он был особенный ребенок, - заметил Слимак. - Не лежала у него душа к хозяйству, только бы ему бродить по оврагам да сидеть на бережку, смотреть в воду да думу думать...

- А то он еще с собой начнет разговаривать, - вспоминал Овчаж, - да с птицами или с травой. Я сколько раз слыхал, - вздохнул Мацек. - Бывало, скажешь ему: "Ох, не жилец ты на белом свете!.. Среди панов вышел бы ты в люди, всем на диво бы вышел, а среди мужиков не выжить тебе, бедняжке..."