Форпост

— Давай поговорим откровенно, спокойно, без эмоций. Ты думаешь, мне чача в голову ударила там, в доме Сулеймана? Да, может, не следовало мне тайком врываться в комнату к тебе, спящей. Но меня обуревала неуправляемая страсть. Клянусь, я потерял контроль над собой. А все потому, что люблю тебя, как… проклятый.

— А я — нет, — холодно отрезала она. — Уходите, пожалуйста.

— Ира, скажи, что я должен сделать, чтобы ты ответила взаимностью? Какой подарок хочешь, говори, не стесняйся.

— Не надо мне ничего. Оставьте только в покое.

— Ира, нам вместе служить, ты будешь как сыр в масле кататься…

Приблизившись к ней, застывшей у кровати, он левой рукой уверенно обхватил девичью талию, а правой стал расстегивать кофточку, наполовину оголив белоснежную грудь. Она, испугавшись повторения пережитого насилия, закричала на весь женский модуль.

— Чего ты орешь, как последняя дура! — словно обжегшись, отскочил от нее в явном замешательстве Михайленко. Анатолий Иванович никак не мог взять в толк, почему ему, майору, командиру отдельного подразделения, отказывает не кто-нибудь, а смазливая девчонка, к тому же подчиненная по службе, которую он вчера уже поимел. Многие гарнизонные бабы на ее месте давно с радостью и выгодой для себя спали бы с командиром, стоило только поманить.

— Если вы сейчас же не уйдете, о вашем недостойном поведении завтра узнают начальник политотдела и военный прокурор, — строго отчеканила Кузнецова, застегивая кофточку.

— Боюсь, после таких громких заявлений мы с тобой, дорогая моя, не сработаемся. Придется тебе искать другое место.

— Ничего, не пропаду. Надеюсь, в госпитале специалисты моего профиля еще нужнее, чем в агитотряде.

Удивительно, но тот разговор отрезвляюще подействовал на майора Михайленко. Похоже, он сделал для себя выводы. По крайней мере, о необходимости расставания ни разу больше не обмолвился. Ира же готова была немедленно сменить место работы. Тем более что для командира медсестра по фамилии Кузнецова будто перестала существовать: он ее в упор не замечал. Зато с Юрой Ромашкиным Ира еще больше сблизилась, чему искренне радовалась.

По вечерам, когда вместе с днем уходили суматоха и заботы, они вспоминали о доме. Юра часами готов был рассказывать о своей Новобогдановке, о древних украинских обрядах и народных традициях, о славных походах казаков Запорожской Сечи… Он знал и любил свой родной край, где сделал первые в жизни шаги, обрел друзей, получил аттестат зрелости. Рано потеряв отца, Юра стал для мамы и младшей сестренки опорой в жизни. Устроился на металлургический комбинат, там даже простым рабочим хорошо платили, а вечерами три раза в неделю бегал — нет, не на свидания к девчонкам, а на курсы. С пятого класса основательно поселилась в Юре мечта — стать водителем большегрузных машин. Он спал и видел себя за рулем мощного автопоезда, безостановочно мчащегося по скоростным дорогам Европы. Что ж, мечта сбылась, правда, лишь частично: у него не автопоезд, а скромный санитарный «уазик», колесящий отнюдь не по европейским автобанам, а по разбитым и пыльным, к тому же опасным афганским дорогам… Но ему только девятнадцать лет, так что еще вся жизнь впереди, чтобы осуществить мечту полностью.

— Ир, командир чего-то на меня взъелся в последнее время. Все ему не так. Почти ежедневно придирки какие-то нелепые. А вчера вообще заявил, что снимет меня с «санитарки», переведет в пехоту. Какая его муха укусила, не пойму.

— Это он от зависти (она вначале хотела сказать от ревности), глядя на нас. Михайленко готов был платить за мою любовь к нему. Да только ошибся адресом: я не умею любить за деньги.

— А он, что, на тебя глаз положил? Скажи честно, что у вас произошло в доме Сулеймана; утром ты была на себя не похожа: очень бледная и злая, как голодная пантера.

— Все уже в прошлом, Юрочка. Давай раз и навсегда забудем.

— Прости, если случайно причинил боль. — И Юрка нежно обнял ее за плечи. — Кузнечик ты мой… Можно иногда тебя так называть?

— Это вместо фамилии, значит? Что ж, тогда ты будешь для меня рядовой Ромашка.

— А тебе нравятся эти цветы?

— Теперь да. — Ей хотелось добавить, что не только цветы, фамилию, но и его самого она уже полюбила, но постеснялась произнести это вслух. Все-таки признаться в любви первым должен парень. Как и сделать предложение.

Когда получалось, а это удавалось нечасто, тем дороже и незабываемее были эти минуты, они вместе любовались закатом солнца. В горном Афганистане это особое зрелище. Оранжевый кругляш, несмело ощупав своими лучами вершины древнего Гиндукуша, плавно скрывался за ними, озарив напоследок удивительно прозрачным светом все вокруг.