Форпост

– Все в силе, – пожал плечами собеседник. – Сегодня ты увидишься с Аней. И если тебе повезет обрести ее, буду рад. Только что дальше? Я не дам тебе увезти ее куда-либо. Она нашла себя здесь и только здесь ей и жить.

– Это разговор с позиции силы…

– На том стоит весь мир. Каждый отстаивает свои интересы.

– А тут-то у вас какие интересы?..

– У тебя есть сын. В школе он все время получает высшие баллы за успехи в успеваемости. Преподаватели, оценивающие индекс его умственных способностей, открывают от удивления глаза. Он необычный ребенок, тонко чувствующий мальчик, и производит неизгладимое впечатление на всех, кто с ним сталкивается. Между прочим, он знает всех святых. В отличие от тебя, балбеса, у которого если в памяти кто всплывет – так Никола Угодник…

– Почему? Пантелеймон-Целитель, Андрей Первозванный… Теперь… этот… Ну, который в Сарове жил…

– Ладно, эрудит! – отмахнулся от него его преподобие. – Но по-настоящему незаурядная часть личности твоего сына – редкостный талант: потрясающий, живой, почти сверхъестественный. Он видит насквозь не только каждого, он видит будущее… И это не бред свихнувшегося старика. Это критически проверенный факт. Он знал, что ты прибудешь сюда, знал о твоей миссии, более того – он с нетерпением и с любовью тебя ждет…

У Серегина возникло такое чувство, будто он получил удар под дых. Он пытался вздохнуть, пытался вновь ощутить внезапно онемевшие кончики пальцев, а когда поднял голову, то увидел направленный на него испытующий взгляд его преподобия.

– Было что-то такое… в нашу первую встречу… что заставило меня отчего-то поверить вам… – произнес он непослушным языком.

– И я не сомневаюсь, что этот мальчик станет хозяином нашей земли, – продолжил отец Федор. – Он наш оберег. Наш «наследный принц». И мы не отдадим его. А потому все, что тебе остается, либо уйти в порочную даль своего дальнейшего существования, либо жить среди нас. Вернее, с нами.

– И чем же я буду тут заниматься? – спросил Серегин, справляясь с внезапной и непонятной оторопью. – У вас есть должность штатного оружейника? Или же дежурного киллера?

– Ты не убийца, – сказал Федор. – И твой грех, как и грех твоих друзей, я перед Богом взял на себя. Да, иногда кому-то приходится стать карающим мечом вне цивильной судебной бодяги с ее прокурорами и адвокатами. Но у нас найдется много иных занятий, близких твоей натуре. Вопрос – захочешь ли ты учиться и работать? Ты, повторюсь, удобопреклонен к греху, но разве не задача – изжить в себе слабоволие? Ты стремился к блеску и затягивающей пустоте Запада, ты купался в мертвых водах его бездуховности и бессмыслия и ты стал его частицей. Вернее, мутантом. Я вижу тебя. Тебя притягивает магнит прежних авантюр, но ты устал от этого притяжения, ты понимаешь его гибельность. Наркотик Запада… Он пронизал тебя, он покрыл коростой всю твою душу, но ты можешь очиститься от нее, как отрекшийся от зелья курильщик или алкоголик. Тем более, если тебе есть ради чего освободиться от всей ветоши прошлого. В тебе еще есть энергия России, ты можешь дать ей возможность освободить себя из-под спуда наносного. Кроме того, занятно прожить жизнь, будучи прохвостом, но ввиду наличия Господа Бога – небезопасно.

– У меня такое ощущение, – хмыкнул Олег, – что атеистов в вашей округе не отыщешь…

– Они меня не смущают, – спокойно ответил его преподобие. – В России все атеисты – православные. А каждый третий великий деятель русской культуры – еврей. И попробуй отобрать у еврея его русское достояние… Ему будет проще отказаться от себя, чем от него.

– Мне кажется, что вы – слуга Божий по призванию, – сказал Серегин с невольным смешком. – И, кстати, я в первый раз веду разговор со священником. Более того – мне нечем вам возразить.

– А я впервые говорю с заблудшим пасынком Америки. И чувствую сейчас ее суть, исходящую от тебя. Вот мы и столкнулись: две цивилизации. Две разные природы. Непримиримо чужие.

– В чем разница? – спросил Серегин.

– За нами, русскими, века истории и культуры, – сказал Федор. – Когда у нас процветал в своем великолепии Большой театр, Штатов, как таковых, еще не существовало. Их культура – тотальное заимствование. Их цель – перекройка мира сообразно интересам их бизнеса. Их религия – религия доллара, обязательная для всех. Отступивший от нее тут же оказывается на помойке, в кювете и погибает. Америка – территория зарабатывания денег, тут же уплывающих у ее рабов сквозь пальцы. Там повсеместно декларируются главные ценности, такие, как труд, патриотизм, семья… Как и в Европе, сателлите Штатов. А что выходит на поверку? Торжество извращений, утрата национального под давлением негров и арабов, использующих идиотизм демократии. Американское же нивелирование личности во имя доллара – иллюзорной бумажки – вообще путь в ад. А если этот ад победит, что будет? Глобальная деградация Божьей идеи?

– Насчет Америки это вы зря, – возразил Серегин. – Там тоже есть крепкие общины.