Форпост в степи

— Я заеду к ней, — сказал он Лариону. — Видит Бог, я сделаю все, чтобы вымолить прощение.

За окнами занималась заря. Пронизывая дальние облака, первые лучи ударили в окна, и свет лампы потускнел. Ларион задул ее и приоткрыл дверь. В избу ворвался свежий утренний ветер.

Демьян сладко потянулся и встал с кошмы.

— Ну что, пора? — спросил он.

— Покорми Демьяна, Ларион, а я обойдусь, — отмахнулся Александр Прокофьевич. — Только от молочка, пожалуй, не откажусь.

Он вышел во двор. Ларион седлал лошадей, а Демьян пристраивал к седлам кожаные сумки с провизией. Решив не отвлекать их, граф проследовал дальше по двору и увидел жену Лариона, Клавдию, которая, сидя на корточках под навесом, доила корову.

Граф подошел ближе и остановился. «Хорошая хозяйка у Лариона», — подумал Александр Прокофьевич. Молоко струйками лилось в ведро и пенилось. Поглаживая корову по лбу и шее, граф посмотрел на Клавдию:

— Спасибо за хлеб–соль, хозяюшка!

Казачка повернула к нему веселое лицо, раскрасневшееся от утренней прохлады.

— Лишь бы вы довольны остались, барин. А кушанья нам не жалко, лишь бы в толк пошло!

— А мне всегда все в толк идет, — улыбнулся граф. — Вот и жду я молочка, чтобы здоровье поправить.

Не дожидаясь, пока молоко поднимется вровень с краями, подошедший Ларион взял ведро и подставил второе.

— Айдате в избу, Ляксандр Прокофьевич, дочка, поди, уже чай сготовила, — сказал казак графу.

— Нет уж, давай–ка хозяйку дождемся, — ответил тот.

Когда они вошли в избу, чай был уже заварен, а на столе красовался круглый поднос с тремя чашками сливок и большими лепешками.

— До Оренбурга я с атаманом вас сопровожу, — отхлебывая горячий чай из пиалы, сообщил Ларион. — Он ужо скоро к избе подскачет!

Отправляя в рот кусочки лепешки, накрошенные в чашку со сливками, граф подумал, что хорошо было бы присоединиться к соляному каравану, который как раз, по его подсчетам, должен был следовать на Москву. Осушив до дна крынку молока, он поднялся из–за стола и громко объявил:

— Ну, господа, все! Кланяемся в пояс хозяевам и едем.

* * *

Мариула не спала всю ночь. Она чувствовала, что враждебные потусторонние силы действовали все смелее и смелее. Мариула с тревогой думала об этом. Нужно было поделиться с кем–то своими мыслями. Может быть, навестить соседку?

К утру усталость взяла свое, и Мариула не помнила, как и когда уснула. Ее разбудили конский топот и громкий крик.

Поднявшееся уже высоко солнце заливало ярким светом двор и крыльцо, и Мариула отчетливо разглядела Лариона, графа и его огромного слугу, державшего за поводья оседланных лошадей.

— Проститься вот заехал, — сказал граф, как только увидел ведунью. — И прощения попросить!

Мариула открыла дверь:

— Что ж, проходите.

— А мне здеся остаться, Ляксандр Прокофьевич? — спросил слуга, стоявший с лошадьми.

— Ты привяжи их, касатик, и тожа заходи, — вместо графа ответила Мариула.

Гости расселись вокруг стола, но от чая отказались.

— Ты пришел узнать о судьбе дочери, барин?

— Да, — ответил удивленно граф. — И еще хотелось бы принести вам извинения за недостойное поведение на кладбище.

— Ну что ты, барин, — улыбнулась Мариула. — Я и не серчала вовсе. Да и ты не в себе был.

Александр Прокофьевич занервничал. Слова ведуньи уже произвели на него впечатление.

— Я знаю, что ты считаешь моего сына живым, — сказал он, волнуясь. — Но кого схоронили тогда вместо него?

— Плохого человека, — ответила Мариула. — Как он нашел свою смерть, я не ведаю, но только ведаю, что не Архипушка землицею

присыпан. Верь мне! — вздохнула Мариула, беря карты и поудобнее располагаясь за столом. — За сына молись и за дочку молися!

— А она что, жива? — оживился граф. — Скажи мне о ней все, что только сможешь.

Он внимательно следил за тем, как ведунья раскладывает по столу карты, как водит по ним указательным пальцем, что–то бормоча себе под нос. Граф со страхом ожидал предсказания, которое, как он был уверен, не могло быть обнадеживающим.

Но Мариула приятно удивила его. Собрав карты в колоду, она уложила ее символами вниз на лежавшее рядом зеркальце, после чего встала и перекрестилась, глядя на образа.

— Все у тебя сложится хорошо, барин. — Мариула пристально посмотрела в глаза графу. — То, что сказали мне карты, открыть тебе мне неможно!

— Но почему? — возмутился граф.

— Потому что ты захочешь изменить судьбу, барин, — загадочно ответила Мариула. — А судьба не терпит вмешательства и все делает наперекор! И никогда не гадай на судьбу, барин, — прогадаешь! Довольствуйся тем, что от меня услышал.

— Так я не услышал ничего, — нахмурился граф, едва сдерживая закипающую внутри ярость. — Пусть все сложится у меня плохо, лишь бы…

— Не говори эдак, барин! — прикрикнула на него Мариула. — Не желай себе самому худа, не то беду накличешь! Хочешь деток увидеть — верь и молись! Все мы под Господом ходим. И только Творцу ведомо, как поступить с детьми своими!

Александр Прокофьевич задумался. Но думал он недолго. Легкое прикосновение руки Мариулы вернуло его к действительности.