Читаем Форпост в степи полностью

Тягостное душевное состояние Луки в церкви прошло: кругом все было торжественно, празднично и спокойно. Выходя из церкви по окончании службы, юноша увидел кузнеца. Тот поманил его пальцем.

Архип вывел Луку из толпы и, склонившись к уху, прошептал:

— Там, на площадь, цыгане всем табором пожаловали.

— И много их? — насторожился юноша.

— Как грязи в распутицу, — ответил Архип. — Видать, табор числом немалый.

— А Ляля? — забеспокоился Лука.

— Она у Мариулы. Я ужо послал к старухе Брошку Бочкарева, чтоб упредил…

Цыгане на площади были настроены решительно. Похоже, что они действительно пришли все — от мала до велика. Пылкие, горячие люди, они были готовы отстоять свое даже ценой собственной жизни.

Во главе толпы на легкой бричке восседал глава табора — спокойный, внимательный. Его черная с проседью борода словно выточена из камня; руки лежали на коленях. Рядом с ним стоял молодой цыган — неистовый, дерзкий. Глаза его беспокойно бегали по выходящим из церкви людям, словно отыскивая кого–то. Он — как заряженная пушка, готовая каждую минуту выстрелить.

Увидев спускавшегося по ступенькам атамана, вожак резво спрыгнул с брички и поспешил к нему навстречу. Молодой цыган двинулся следом. Остановившись перед Донским, вожак сорвал с головы шапку и, улыбнувшись, сказал:

— Доброго здравия тебе желаю, атаман!

Тот недоуменно посмотрел на преградившего ему дорогу барона и, нахмурившись, спросил:

— Чего тебе надо?

Цыган невольно поежился. Он не ожидал такого недружелюбного вопроса. Но, быстро справившись с собой, сказал:

— С жалобой я пришел к тебе, атаман.

— С жалобой?

Донской мгновенно напрягся и посмотрел на цыгана с плохо скрываемой враждебностью:

— И на кого же жаловаться изволишь?

— На казаков твоих, — не дрогнув, ответил вожак.

— Что ж, жалуйся. — Атаман подбоченился и, не замечая сотен любопытных глаз, одарил цыгана брезгливым взглядом.

— Они девку Лялю из табора умыкнули, — продолжил вожак. — А она невеста моего племянника Вайды!

— Кто умыкнул, знаешь? — нахмурился Донской.

— Я это, — вступил в разговор кузнец, подходя к атаману и закатывая на ходу рукава рубахи.

— Что, шибко приглянулась? — вдруг улыбнулся атаман.

— Красива, слов нет, — улыбнулся и Архип. — Только вот не крал я ее. Девка сама из табора ушла!

— Тогда ты здесь при чем?

— Ко мне за защитой пришла.

Кузнец с усмешкой оглядел притихшую толпу цыган и остановил взгляд на едва дышавшем от злобы Вайде:

— За этого пентюха выходить не хотела, вот и утекла к нам.

Издав горлом рык, молодой цыган выхватил из–за голенища

сапога нож и бросился на Архипа. Но вожак быстро ухватил его за руку и удержал на месте.

— Верните девку, атаман! Наш закон…

Вожак с надеждой посмотрел на Донского, но снова натолкнулся на каменное, непроницаемое лицо.

— Ты тут про свои законы не талдычь! — заорал Архип, которого глубоко задела наглая выходка цыгана Вайды. — Я не хуже вас о них знаю. Здесь другие законы, государственные…

— Прав казак, — не задумываясь, поддержал кузнеца атаман и покосился на вожака. — А теперь прочь с дороги!

В ответ на это толпа цыган загудела, как растревоженный улей, и грозно двинулась на атамана. В руках мужчин блеснули ножи, а в руках женщин и детей появились различные предметы, которые они собирались пустить в ход вместо оружия.

— Казаки, да что ж это такое вытворяется? — прозвучал из толпы сакмарцев громкий мужской голос. — Цыгане к нам в дом, не спросись, пожаловали да еще на атамана, как псы, кидаются?

— Ядрена вошь, — следом загремел еще один возмущенный голос. — Казаки, а ну покажем этим собакам, почем фунт лиха в нашем Сакмарске!

Казаки неистово заревели и лавиной устремились на опешивших цыган, бранясь, сыпя проклятия и присвистывая. Никто даже не попытался сдержать их бешеный натиск. В мгновение ока цыгане были отброшены, подобно тому, как отбрасывает быстрая река сухую ветку.

Точно одержимые бесом, сакмарцы колошматили цыган без разбору. Вдруг кто–то взвизгнул. Люди невольно остановились.

Это был перепачканный своей и чужой кровью цыган Вайда: в его руке блестел нож.

— Не подходите ко мне, дайте сказать! — воскликнул он, сверкая глазами.

— Обожди, казаки! — прогремел Архип и шагнул к цыгану.

Гул толпы моментально затих.

— Позор тебе, верблюд одногорбый! — закричал Вайда, презрительно усмехаясь окровавленным ртом. — Девушек красть ты умеешь, а выступить против мужчины у тебя духу не хватает. И этакий трус смеет думать о моей Ляле? Жаль, что она сейчас не видит, как у тебя от страха трясутся все поджилки. Если бы она это видела, ей бы не пришло в голову искать у тебя защиты от меня. Она исхлестала бы тебя плетью и ушла, чтобы не видеть твою глупую рожу.

Это было уже слишком. Толпа казаков застонала от ярости. Цыган замолчал, а Архип побледнел. Кузнец готов был выхватить саблю, но ее под рукой не оказалось. Атаман схватил Архипа за плечо.

Кузнеца оскорбили прилюдно. Значит, и казаков всех этот бродяга оскорбил!

— Ну, сейчас я вам…

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза