Форпост в степи

Неронов недоумевал. «Непонятливость» оренбургского губернатора удивляла его, раздражала и настораживала.

— Тут еще калмыки свою лепту внесли к недовольству казаков.

Иван Андреевич что–то записал и посмотрел на полковника:

— Ты про тех калмыков, что кочуют ордами по степям между Волгой и Яиком? Но они России всегда верно служили. И границу охраняли.

— Так что калмыки–то учудили? Они же мирные, как овцы?

— Прижимать их зря много приставы начали. И они сбе–жали. В Китай.

— Ку–у–да?

— По киргизской степи в Китай! — уточнил Неронов.

— А казаки тогда почему взбунтовались?

Прежде чем ответить, полковник ненадолго задумался:

— Даже не знаю, как сказать.

— Как скажешь, так скажешь, — кисло улыбнулся губернатор. — Я пойму!

«Как же, поймешь, тупица! — зло подумал Неронов. — Доклад зачитал, а ты ничего так и не понял!» А вслух сказал:

— Яицкому войску велено было в погоню за калмыками двинуться. Их задача — остановить беглецов и возвратить обратно! Но казаки отказались исполнять повеление. И… взбунтовались! Потому мне поручено было возглавить Следственную комиссию.

— И что вы выявили?

— Под предводительством казака Кирпичникова подошли к дому капитана Дурнова и потребовали выдачи якобы задержанного жалованья. Генерал–майор Траубенберг приказал им разойтись. Но казаки проявили неповиновение. Они набросились на Траубенберга и его солдат. В результате генерал был убит, Дурнов изранен, членов канцелярии взяли под стражу, а на их место посадили «свое начальство»! Они даже, набравшись неслыханной наглости, отправили своих вы–борных в Петербург. Но не пощады просить за мятеж, а оправдать свой бунт кровавый! Но из Москвы для усмирения и наказания бунтовщиков был послан генерал Фрейман с отрядом гренадеров и артиллерией. Фрейман наголову разбил бунтовщиков. Бежавших переловили, остальных усмирили.

— И теперь разбираешься с бунтовщиками ты.

— Так точно, ваше высокопревосходительство!

— Много их в Оренбург понагнали? — подводя черту, спросил губернатор.

— Много, — ответил Неронов.

— Мест в тюрьме хватило?

— Нет. Кого не поместили, от вашего имени рассадили по лавкам Гостиного и Менового дворов.

— Ах, да, — вспомнил губернатор, — я действительно подписывал такое распоряжение. Так чего им ожидать?

— Видите ли, должно же как–то наказываться человеческое упрямство, — улыбнулся полковник. — Особой строгости проявлять не велено, но меры будут приняты соответствующие.

— Ладно. Как вы устроились?

— Ничего. Думал, хуже будет!

* * *

Полковник Неронов уселся за стол в тюремном дворике и крикнул приставу:

— Давай, подводи по одному.

Первым подошел угрюмый казак, вид которого говорил, что он покорен, но пока еще не сломлен. Неронов нахмурил брови и сжал кулаки:

— Как звать, сволочь?

— Дык Ивашка я… Ивашка Ковшов я.

— Почему против государыни бунтуешь, вор? — крикнул полковник.

Видимо, давность минувших событий несколько подействовала на мыслительный процесс туповатого казака, и он, пожав плечами, промолчал.

— На площадь в Яицке зачем ходил? — продолжал допытываться Неронов.

— Дык, почитай все зараз ходили. И иконы в церкви брали, за то каюсь, твое высокородие!

— Только за это? — удивился полковник.

— А за что ж еще? — не меньше его удивился казак.

Неронов вскочил, подошел к казаку и ухватил его за густые волосы:

— Генерала Траубенберга бил?

— А кто его знает, — стиснул зубы казак. — Лупили кого–то. А генерал он или нет, ей–богу, не ведаю!

— Приведите Коровина! — крикнул полковник, не отпуская казака и продолжая пристально глядеть в его бегающие глаза.

Привели Коровина и поставили рядом с Ковшовым. Удлиненное лицо казака хранило какое–то сонное, тупое выражение. Потускневшие глаза смотрели в землю.

— Этот бунтовщик бил генерала? — спросил Неронов у Коровина.

— Может, и он… А может, и не он…

Коровин посмотрел на Ивана Ковшова. Было видно, что он узнал его и улыбнулся беззубым ртом, но улыбка тут же сменилась жалкой гримасой страха.

— Так ты его узнаешь? — спросил полковник.

— Узнал, — вздохнул Коровин и снова опустил глаза в землю.

Неронов приказал увести Коровина и вновь «навалился» вопросами на Ковшова:

— Ну?

— А я что? — ухмыльнулся казак. — Я ж говорю, что лупцевал офицера какого–то. А генерал он или урядник — ни сном ни духом не ведаю. Народу–то тьма было, и все лупили его.

Ковшов не таясь рассказал об избиении, которому был свидетелем и участником одновременно. Конечно, главным виновником он себя не выставлял. Неронову стало ясно, что ничего интересного он от казака не узнает.

— Куда пошли потом?

— Куда мы пошли? — переспросил казак.

Руки его заметно затряслись, он быстро сунул их под мышки. Ковшов не был хитер, не умел лгать, но тем не менее и он разобрался, какая опасность таится в этом вопросе для него.

— Пошли туда, куда и все зараз пошагали, — еле выдавил он из себя.

— Кто именно и куда пошел?

— Все, кто был.

— Тогда перечисли, кто был!

Казак поднял на Неронова широко раскрытые, полные недоумения глаза.

— Ваше высокородие, вы же зараз обещанье дали. Ежели правду скажу, живой останусь? Вы же…

Полковник размахнулся, но не ударил: