Форс-мажор. Рассказы

При Андропове начались неприятности. От руководителей, а Михаил Юрьевич к тому времени стал заместителем директора, потребовали скромности, надо было отказаться либо от дачи и машины, либо от должности. Прокурор Николай отказался от дачи в Юрмале, а обиженный доктор Раевский от руководящей должности. При Горбачевской перестройке Михаила Юрьевича стали приглашать на операции за рубеж, в семье появилась твердая валюта, и сына отправили учиться в Лондон. Словом, вспомнить было что. Но разве все эти события могли сравниться с поездкой с любимым человеком?

Счастливо улыбаясь, Сонечка откладывает перьевую щеточку, достает из серванта изящные фарфоровые чашечки, сервирует старинный ломберный столик, купленный когда-то в скупке за сущие копейки, достает вишневое варенье из собственных ягод, выросших в саду на Колке, разливает чай из старого чайника со свистком.

– Мне дети электрический чайник подарили, – хвастается Наденька. – Кнопку нажмешь – и все готово.

– У меня, кажется, тоже такой есть. Только не доверяю я этим новинкам, – отмахивается Сонечка и открывает лежащий здесь же на столике альбом для фотографий в потертом кожаном переплете. Перед подругами открывается фото все той же «Победы», на фоне которой, улыбаясь, стоят в обнимку два человека – она и ее муж, молодые и счастливые.

– Видишь, какие раньше вещи делали! – в сотый, наверное, раз с гордостью рассказывает она Наденьке в полной уверенности, что все, что происходило в их жизни, могло быть только с ней и с ее Мишей. – Попали мы раз с мужем в аварию на современной машине, так пришлось ее выкидывать. А вот была когда-то «Победа», перевернулись на ней так, что на потолке мои туфли отпечатались. А на машине – ни одной царапины не оказалось!

Abatap

На Максе была короткая черная кожаная куртка, почти не скрывающая мощную выпуклую грудь, фирменные, с прорехами, джинсы и белоснежные кроссовки. Глаза над твердыми щеками и квадратным подбородком закрывали темные солнечные очки. Женщины в баре смотрели на него неотрывно, мужчины делали вид, что не замечают его присутствия. Но его интересовали не взгляды, а то, что находится за прочно запертой дверью. Прочно для любого другого, но не для Макса…

– Сема, ты слышишь, что я тебе говорю?

– Что ты мне говоришь? – максимально нейтральным, тщательно скрывающим раздражение голосом ответил он, оторвав глаза от экрана компьютера, и повернулся к жене. Надя, в позе крайнего возмущения, то есть уперев руки в широкие бока и выдвинув вперед живот и плечи, стояла в двух шагах от него, и он с сожалением отметил, как мало она походила на красоток из виртуального бара. И без того маленькая, а теперь еще и расползшаяся, как убежавшая из кастрюли манная каша. Хотя три года после рождения ребенка срок вполне достаточный, чтобы привести себя в порядок. Даже щеки выкатили следом за животом наружу, слишком уж мало оставляя пространства для пронзительных, все замечающих глаз-буравчиков.

– Задолбал ты меня своими играми! Говорю ж тебе, уже десятый раз звоню матери, и никто не отвечает. И отец мобильник не берет. Может, случилось что?

– Да что с ними случится! В кино пошли и с телефонов звук сняли или в машине оставили, – успокаиваясь, ответил он и даже повернулся обратно к экрану компьютера, о чем тотчас горько и пожалел.

– Ты что, вообще идиот! – взвизгнула она. – Когда они в кино ходили?! Думаешь, создал красавчика на экране, и сам такой же? Да ты на себя посмотри! Я с часу дня звоню, а сейчас уже одиннадцать вечера! На работе сказали, что ни отец, ни мать даже не появлялись и не звонили. Никогда такого не было.

– Да я-то чего… – Сема с сожалением поднялся с насиженного кресла и направился к вешалке. – Не кричи только, дочку разбудишь. Съездим к ним, проверим. У тебя же ключи есть?

На улице было ветрено. В темноте нападавшая за день листва с шуршанием перемещалась по асфальту, сбивалась у цоколя дома, словно собирая силы для атаки. Сема сел за руль виды видавшей «мазды», вскладчину подаренной их родителями с обеих сторон в честь рождения внучки, жена устроилась рядом на пассажирском сиденье. За всю дорогу из их двухкомнатной серийки в спальном районе Иманта до центра, где жили родители Нади, супруги не проронили ни слова. Сема и сам ощущал беспокойство. Тесть и теща ему нравились, в возрасте были еще активном, на здоровье не жаловались. Раз в неделю теща готовила блины с красной икрой, выставляла малосольного лосося и всевозможные нарезки. С тестем, историком по образованию, говорили о русских былинах. Материально они дочь после свадьбы не поддерживали из-за твердого убеждения, что молодые, чтобы не вырасти комнатными растениями, должны пробивать себе путь в жизни сами. Позиция эта Семена не слишком радовала, но вызывала уважение. Да и в гостях у них он по этой причине чувствовал себя спокойней и уверенней как человек самостоятельный, не приживала какой-нибудь. Что с ними могло произойти?