Форт Далангез

Я зажмурилась, зажала пальцами нос. Я поджала ноги и подобрала подол юбки, чтобы не испачкать их. Я оказалась в Лондоне, на мусорных задворках какой-то фабрики. Дурной запах, грязь, нищета. Отчаяние овладело мною. Конечно, разум мой понимал, что это всего лишь видение. Амаль Меретук замечала за собой подобное и ранее. Неведомым образом, по какому-то наитию мне открывалось скрытое от других, стоило лишь сосредоточиться. Часто мне снились незнакомые города, посёлки, перекрёстки полевых дорог, колодези, мельницы — самые разные места, в которые впоследствии приводила меня цирковая судьба. Самой себе я это объясняла просто: пережитый в раннем детстве испуг так повлиял на меня. Страбомыслов называл это "Божьим промыслом", а я не понимала, отчего же его суровый Бог промыслил мне так остро испытывать чужую боль и чужую радость, и даже запах чужого супа, съеденного кем-то за тысячу вёрст от меня? Отчего я должна знать погоду на следующей неделе и состояние ободьев экипажа, проезжающего по соседней улице? Не слишком ли много знания для одной маленькой Амаль Меретук? Тёплый крестик покоился на моей груди, но на сердце не было благодати. Я боялась не только запаха и вида трущоб. Не только бессмысленности чужой боли опасалась я. Меня волновал мой служебный демон — толкователь непонятного, наперсник и друг. Вдруг да он, испугавшись православного креста, отвернётся от меня? Вдруг да я не услышу больше его заговорщицкого шепотка? Таро, цыганские карты, кофейная гуща — всё это инструменты шарлатанки Пичугиной, которая научила меня лишь петь под гитару. Перебирая пальцами картонные прямоугольники или грея ладони о тонкий фарфор, проще сосредоточиться. Но увидеть, понять увиденное и иметь достаточный такт, чтобы передать виденное вопрошающему, — это вам не на гитаре играть. Такому нельзя научить.

Беспомощная, я оглянулась на Страбомыслова.

— С Божьей помощью ты сумеешь, — проговорил тот. — Надо помочь избежать именно нечистоты. Сын вельможной дамы подался за границу и уж третий год от него ни слуху ни духу. Надо помочь. Передать денег. Может быть, что-нибудь ещё…

— Амаль Меретук всё сделает, — вздохнула я.

Страбомыслов направился было к выходу. Но какая-то мысль, какая-то надоба остановила его у самой двери, за которой уже бурлила обычная цирковая суета: слышались громкие возбуждённые голоса, тявкали собаки, репетировали оркестранты. Медвежий рёв диссонировал со звуками гобоя.

— Амаль?..

Сейчас он опять станет спрашивать об этом. Всегда выжидает подходящего момента, когда я слишком занята — как сейчас — или расстроена, или устала. В таком состоянии люди склонны к неуместной откровенности.

— Амаль Меретук торопится. Её номер первый в программе, — отозвалась я, делая вид, будто наношу на лицо грим.

— Люба Пичуга не могла обучить тебя такому. Люба просто гадала на картах, в то время как ты…

— Что я?

— Ты видишь…

Он смотрел на меня с тем умилительно алчным выражением, с каким смотрят дети на витрину кондитерской лавки.

— Я вижу. Да. Амаль Меретук видит. Маленькой девочкой она испугалась. Впервые это случилось от испуга как раз перед тем, как её спас русский солдат.

— Я так и думал… Я предполагал, что это у тебя врождённое!

От радости Страбомыслов принялся скакать на моей крошечной гримёрке. Флаконы на моём столике звенели, соударяясь друг с другом. Костюмы на вешале трепетали, как под порывами ветра.

— Я знал! Я чувствовал заранее!!! — громовым голосом пропел он, прежде чем я, вконец обозлившись, хлопнула ладонью по столу.

— Выход Амаль Меретук! Мой выход! — вскричала я.

Страбомыслов угомонился, но встречи с серпуховской предводительшей было не избежать.

* * *

Пожилая и по столичному элегантная дама явилась в мою скромную гримёрку после представления. И сразу же в руках Амаль Меретук оказалась пухлая пачка банкнот.

— Вы не подумайте, что С.-кий уезд — это какая-то провинция… иначе говоря, дыра… мы с мужем состоятельные люди… по-настоящему состоятельные. Понимаете?

Я кивала, ожидая продолжения. Как тут не понять? Дама между тем продолжала. Оказалось, что она осведомлена о планах цирка Страбомыслова, который направляется через Галицию в Европу, где ему предоставлен хороший ангажемент. Дама надеется, что Амаль Меретук разыщет в Европе её сына и убедит его принять деньги на содержание.

— По глупости, по молодости он связался с неправильными людьми, бежал и теперь объявлен в розыск. Но я надеюсь, что он в Европе. Все-все бунтовщики бегут в Европу…

Она выжидательно посмотрела на меня и добавила:

— Бежал, не простившись с матерью и отцом…

— Он в Лондоне, но цирк Страбомыслова окажется там не скоро, — проговорила я, предпринимая первую попытку вернуть ей пачку банкнот.

— Ах, оставьте себе! — она оттолкнула мою руку.

— Возможно, я смогу найти нарочного, который передаст деньги вашему сыну, когда мы будем уже за границей, в Австро-Венгрии.