Форт Дюкэн

Бержэ был потомком тех нормандских колонистов, которым первым пришлось бросить свои дома, отнятые у них англичанами, и удалиться на север в леса, где они отважно стали вести жизнь, полную опасностей. Впоследствии они получили прозвище «горелое дерево, головешка» благодаря темному цвету кожи, явившемуся результатом скрещения рас.

По внешнему виду довольно трудно было определить, сколько именно лет Бержэ. Собеседнику графа де Жюмонвиля можно было дать как тридцать пять, так и пятьдесят лет.

Видя, что охотник не решается почему-то говорить о том, что у него на душе, капитан продолжал:

— Ну, говори же, в чем дело?! Все распоряжения на ночь сделаны… Наши молодцы поужинали, и теперь пусть они отдохнут и выспятся. Двух часовых вполне достаточно для охраны общей безопасности и поддержания огней.

Канадец молча покачал головою.

— Нет? — спросил офицер.

— Нет! — отвечал Бержэ.

— Что же такое еще случилось?

— Извините, но…

— Что такое?

— Теперь нельзя спать всем.

— Я и сам прекрасно вижу это, — сказал, улыбаясь, граф де Жюмонвиль. — И если ты будешь говорить все так же загадками, мы проговорим с тобою до самого утра.

— Теперь совсем не время смеяться, — заметил канадец серьезным тоном.

Французский офицер хорошо знал своего подчиненного. Зная, что Бержэ не станет тратить слова попусту, он перестал смеяться.

Затем канадец прибавил:

— Капитан, нужно осмотреть окрестности.

— Какие окрестности? Разве здесь не настоящая пустыня? Какому черту придет в голову искать нас здесь?

— Я никого не боюсь.

— Я это отлично знаю, милейший мой Бержэ.

— Но есть люди, которым грозит опасность в лесу.

— Ты это говоришь обо мне?

— Да, господин граф.

— Баста! Уж не хочешь ли ты испугать меня?

— Нет, потому что это все равно ни к чему не поведет… Я тоже хорошо знаю вас и стараюсь пробудить в вас осторожность.

— Осторожность? А разве у тебя не хватит осторожности и на мою долю, старина Бержэ? — дружески возразил офицер.

— Этого мало.

— Дай мне твою руку!

Бержэ протянул руку графу де Жюмонвилю, который затем продолжал:

— Видишь ли, милый мой, мы с тобою земляки…

— Да.

— Оба — нормандцы. Твои предки были долгое время верными слугами моих…

— Да.

— Ты — мой друг.

— Да.

— В таком случае и говори со мною как друг, а не как подчиненный.

— Благодарю, — проговорил канадец, отнимая свою руку и отворачиваясь, чтобы скрыть охватившее его волнение, — благодарю, господин граф!.. Это правда… Моя семья всегда была предана вашей… и когда там… в Квебеке я случайно услыхал ваше имя, мое сердце затрепетало от счастья, и я поспешил к вам… Несмотря на то, что я родился в Новой Франции, я считал себя прирожденным слугой вашим и вашей семьи… Вы сами видели, что я не заставил себя ждать. Я предложил свои услуги, и вы взяли меня… Договор заключен и только одна смерть может разлучить старшего сына моего отца с наследником графа де Жюмонвиля.

— Я очень рад слышать от тебя это… и я, когда-нибудь, поговорю с тобой еще раз по этому поводу.

— Потом, — сказал Бержэ с видимым замешательством.

— Да, когда мы исполним возложенное на меня поручение.

— Разумеется.

— Ты мне расскажешь тогда все, чего я не знал до сих пор.

— Успеем еще.

— Ты мне расскажешь, почему покинул Францию твой отец… — продолжал капитан.

— О! рассказ о жизни таких бедняков, как мы, не может представлять особенного интереса.

— Все, что тебя касается, очень интересует меня.

— Я всегда к вашим услугам, господин граф.

— Кроме того, — продолжал молодой человек, — я ведь и приехал-то в Америку только за тем, чтобы собрать некоторые сведения…

Замешательство канадца все возрастало.

Граф де Жюмонвиль продолжал говорить, не замечая его смущения, заметить которое, впрочем, мешал мрак наступающей ночи.

— Надеюсь, ты мне поможешь в моих розысках?

— Я сделаю все, что будет зависеть от меня, хотя я и не совсем понимаю вас, — отвечал Бержэ, который, казалось, чувствовал себя, как на иголках.

— Дело идет об одном из моих двоюродных дедов…

— А! Понимаю…

— Он был, если я не ошибаюсь, капитаном Кариньянского полка.

— Но…

— Он вместе со своим полком отправился в Америку и там остался.

— Ну, а потом?

— А потом мы уже не имели о нем никаких известий. Мы долго разыскивали его, но все наши хлопоты пропали даром: он точно канул в воду.

— В этом нет ничего необыкновенного, господин граф.

— Почему?

— Да просто потому, что, сделавшись колонистом, он, как и множество других людей, переменил имя, — отвечал канадец с некоторым колебанием в голосе.

— Зачем?

— Ах! Господин граф, все это такие вещи, которые с первого взгляда кажутся непонятными европейцу… Но, видите ли, когда пройдет несколько времени после того как покинешь Старый Свет для Нового, город для леса, когда поймешь, что настоящее счастье возможно только в глубине лесов, тогда явится желание отрясти прах с ног и сделать это так, чтобы на тебе не осталось ни одной городской пылинки. Ну, а когда начинают жизнь снова, само собою разумеется, меняют имя и чувствуют себя отлично.

— Да, — пробормотал молодой человек. — Может быть, оно и так, а может быть, и нет. Но мне все-таки хотелось бы узнать, какая судьба постигла нашего родственника.