Форт Росс

День перетек в вечер. Разгулявшийся после обеда ветер стих до полного штиля. Водную гладь разрывали только всплески рыбы да качающиеся островки водорослей. Поужинали обедом, решив поддерживать на берегу костер и вспоминать в конце каждого часа про шарманку. Наполненного впечатлениями и мыслями Алексея отправил спать в грузовой отсек. Сам устроился на притащенном к костру плавнике и закурил вторую трубку за день. Все же, изобретение сигарет заставило курить больше. Трубка, это ритуал, не терпящий суеты.

В небе ярко горели чистые звезды, в лесу похрустывали ветки под тяжелыми лапами, рядом пощелкивал костер. Благодать.

К слову, если в лесу ходит зверь и хрустит мелкими веточками, то это нормально. Несмотря на всяческие охотничьи байки, тихо звери ходить не умеют. Да и не надо им такого. А вот если хрусты и топот прекратились — это должно настораживать. Значит, зверь начал подкрадываться, и вот это он может делать медленно, незаметно, и практически бесшумно. Так что, пока за спиной деловито хрустит, шебуршит и чмокает — можно помечтать, глядя в звездную черноту. У жителей леса свои дорожки, и свои пищевые цепочки. А какая дорога у нас?

Отпил еще чаю, смачивая утомленное разговорами горло. Вгляделся в горизонт. Показалось? На всякий случай сходил в самолет, аккуратно отодвинув ноги недовольно промычавшего царевича из прохода, и вытащил ракету.

Лягнув плечо, красный световой шар ушел в зенит, заявляя на всю видимую акваторию о нашем местонахождении. Лесные шумы за спиной затихли, заставляя настороженно осмотреть темные шеренги стволов, вместо контроля горизонта.

Тишина и темнота вновь опустились на берег, обходя вниманием пятно костра. Ответных приветов горизонт не преподнес. Оставалось смотреть, как над водой мелькают тени летучих мышей и зарождается туман у корней кустов, нависающих над гладью пролива.

Под утро разбудил царевич, полезший в самолет покрутить шарманку и наступивший на руку. Обсудили с ним ловкость и внимательность стоящих на посту. Пришли к обычному выводу, что во всем виноваты некие полуслепые безрогие животные. Заварили «чашу примирения», попробовали размочить на вьющемся из автономки паре залежавшиеся пирожки.

Начинался новый день, заставивший меня добавить к НАЗу еще и маленькую разборную байдарку. Заодно обсудили с Алексеем его будущую спортивную яхту. Точнее швербот. Вариантов не так уж много — для юных моряков сгодится «Оптимист», для тех, кто постарше — «Кадет». Обе лодки предельно просты. Время изготовления около ста человеко-часов. Бригаде корабелов на два дня работы. Мореходность у обоих вариантов довольно высокая. Кстати, тупой нос на этих лодках именно ее и обеспечивает. История развития подобных спортивных классов показала, что как только маленьким лодкам делали острый нос, так их сразу начинали захлестывать волны. Вернулись обратно к тупому форшпигелю вместо острого форштевня, наплевав на незначительную потерю скорости. От добра, добра не ищут.

Для Алексея попробую построить «Торнадо». Выйдет, наверняка, посредственно, так как точных обводов и размерений у меня даже под пытками из памяти не достать. Но будет «нечто похожее». Три монотипа спортивных лодок — «Юнга», «Кадет» и… «Торнадо». Рука не поднялась переименовывать класс. Для дальних гонок пока ограничимся почти монотипными кэчами.

Если вспомнить мою историю — развитие спортивных парусов в России началось при Петре. Именно тогда государь учредил Потомственный Невский Флот и Партикулярную верфь при нем. На которой было построено, и безвозмездно роздано дворянам Петербурга, около полутора сотен парусно-гребных суденышек. Собственно, эти «экзерциции», то есть, парусные тренировки, и дали название «Маркизовой луже».

Со смертью Петра спортивные паруса забросили на сотню лет. И только в середине девятнадцатого века, при Николае Первом, вновь возродился Невский Флот и прошла первая гонка у Толобухинского маяка.

К революции Россия подошла уже с гоночным флотом более чем в пять сотен больших яхт и десятком международных призов. Потом… потом была революция и «… до основания». «А затем…» ничего не было довольно долго.

Перед Великой Отечественной взрыв энтузиазма испытала не только авиация. Спортивным парусникам перепало ничуть не меньше. Появились десятки парусных классов, «Эмки», «Эрки», «Элки». Лодки строились на заводах в ошеломительных количествах. Одних только крейсерских, морских, швертботов класса «М» построили более двух с половиной тысяч. Некоторые эти швертботы до моих дней дожили.