Фортуна наоборот (СИ)

— Темные эльфы пробудились вместе с эфиром. Они атакуют Асгард в ближайшее время. Малекит не успокоится, пока не получит его. — Локи низко опустил голову. Зачем он притащил Тора в Асгард? Целительницы просто развели руками, а Один пребывал в мрачной уверенности, что тот сам справится. Нужно было остаться в Мидгарде… Позвать мстителей и попытаться справиться с Малекитом самостоятельно. Так бы ему и позволили! Один все равно не оставил бы Тора и эфир эльфам…

— Тогда нужно готовиться к бою, — поднялся с места Всеотец. Известие о грядущей битве не испугало его.

— Тора нужно спрятать на женской половине дворца, — тихо сказал Локи, помня о том, что случилось на мужской. — Просто поверь мне.

— Хорошо, — неожиданно не стал спорить Один и ушёл, оставив его с так и не пришедшим в себя Тором.

Глядя на бледное, осунувшееся лицо брата и глубокие тени, запавшие под глазами, у Локи никак не получалось всерьез злиться на него за то, что он навлек на Асгард беду. Тем более, что в основном здесь был виноват Один.

— Болван, — беззлобно прошипел бог обмана, и осторожно стер выступивший на лбу громовержца пот. И надо было Тору выбрать именно этот момент, чтобы очнуться.

— Локи? — практически не удивился он и, слабо улыбнувшись, спросил. — Я умер?

— Нет, братец, пока ещё нет, но ты очень близок к этому, — бог обмана, судорожно соображая, что ему теперь делать, начал выкручиваться. — Я бы тебе не советовал сейчас умирать… Я только-только начал отдыхать от твоей праздной рожи, и на тебе, ты уже заявляешься с визитом в Хельхейм! Нигде от тебя покоя нет!

— Как в Хельхейм? — слабым голосом, ужаснулся Тор, ошарашенно глядя на успевшего пожалеть о выбранной тактике Локи. Однако отступать уже было некуда…

— Ну так, куда ещё мою гнилую душонку бы приняли? Не в Вальхаллу же в самом деле!

— А я?

— А ты погиб, то есть ещё не погиб, но не суть важно, главное, что произошло это не в бою! Вот так, братец… — развел руками бог обмана, избегая при этом смотреть в чистые и светлые глаза Тора, потому как, глядя на поднимающийся в них ужас, он невольно начинал себя чувствовать последней сволочью, что было для него довольно странным ощущением. Ведь обычно его совесть на подобное благоразумно не реагировала, проявляя порой просто чудеса гибкости и изворотливости.

— Прости меня, Локи, — после короткого молчания неожиданно выдал Тор, чем ещё больше удивил последнего.

— За что? — севшим голосом поинтересовался бог обмана, решивший, что его братец спятил.

— За то, что не вернул домой, — успел ответить громовержец перед тем, как снова отключиться, оставив Локи, словно молнией пораженным.

— Локи… — у дверей стояла Фригга, и, судя по блестевшим в уголках глаз царицы слезам, стояла она здесь уже давно.

— Мама, — чувствуя, как бешено зашлось в груди сердце, он сделал несколько неуверенных шагов навстречу ей.

В последнюю их встречу Локи заявил, что и не мать ему Фригга вовсе…

«Нет, — до крови сжимая руку в кулак, мучительно подумал он. — Не в этот раз…»

А что в этот раз? В этот раз он выстрелил зарядом Гунгира в Тора.

Локи не имеет никакого права на её объятья. Сын ужаснейшей из асинь и не менее чудовищного правителя Йотунхема не имеет права зваться сыном Фригги. Она пригрела на своей груди змею… Такую же подлую и неблагодарную, как и его настоящие родители.

Как она может обнимать его после всего того, что Локи совершил? После того, как едва не убил её родного сына? После того, как привел йотунов в Асгард, подвергнув и её в том числе опасности… Сейчас ему не хотелось и думать, что было бы, нарушь Лафей их договоренность, что, учитывая то, каким лгуном оказался сам Локи, было вполне возможным.

Однако Фригга его обнимала, успокаивающее гладя по спине… Совсем как в детстве, когда он в слезах приходил к ней, обиженный Тором. Только она видела его слабость. Мать единственная его понимала и принимала таким, какой он есть.

Он был не достоин называться её сыном, но в его сердце Фригга навсегда останется именно мамой. Локи готов был тысячи раз проклясть Хелу за то, что она произвела его на свет. Он принес Фригге только горе… Он ненавидел Хелу, свою настоящую мать, и любил Фриггу. Другой матери ему было не нужно. И пусть бог обмана и не был достоин этих объятий, отказаться от них он был не в силах, а потому лишь сильнее зарылся в мамины светлые волосы, вдыхая мягкий аромат её духов.

— Почему ты не прислал мне весточку, сынок? — отстранившись, с горечью спросила Фригга.

— Разве отец тебе не сообщил? — он почувствовал, как к горлу подошёл холодный ком.

— Значит, Один знал… И, вероятно, Хеймдалль тоже… — догадалась царица, в миг собираясь. — Не знаю, в какие игры играет твой отец, но в одном он прав — мне нельзя было сообщать. Скорбь по тебе должна была быть искренней, чтобы враг поверил в твою смерть.

— Ты единственная по мне и скорбела… — тихо прошептал Локи, осторожно касаясь её руки.

— Не только, — Фригга кивнула на Тора и, переместившись поближе к старшему сыну, убрала с его лба упавшую прядь. — Почему ты сам за целый год так и не пришёл ко мне?